— Да-да, я понял, о ком ты. Это Чих. Ну, Чих Пых Мых. Он кореец вроде. Или китаец. Хрен разберёшь, короче. Не знаю, где батя его нашёл и как познакомился, но он с нами недавно.
Я достаю из кармана бумажный блокнот, вырываю одну страничку и протягиваю Ясеню вместе с ручкой.
— Можешь записать имена всех знакомых твоего отца, о которых мало что знаешь? В том числе и этого Чиха.
Ясень что-то пишет на бумажке, а я нарочито смотрю в сторону, ожидая. Периодически он прерывается, о чём-то задумывается на несколько секунд, после чего вновь возвращается к списку. Я краем глаза поглядываю туда — не так уж много имён. Впрочем, я попросил его сделать это для отвлечения внимания, главный мой подозреваемый — этот Чих Пых Мых. Господи, ну и имя.
— Кстати, скажи, что же за слова про Златоград пытался сказать твой отец? Я поискал запись новостей, но в том ролике гердянки всё переделали и вставили другую фразу. Хотелось бы услышать оригинал, уверен, что ты его помнишь.
Ясень смотрит на меня недоумённо, открывает рот и тут же закрывает, хитро улыбаясь.
— Э-э-э, не. Я не такой тупой. Я видел, что роботы сделали с отцом, когда он попытался сказать эту хрень. Не-а, я буду молчать. Ничего не знаю. Ни слова не скажу.
Я нарочито небрежно пожимаю плечами, словно мне безразличен его отказ.
— Не хочешь — не говори, дело твоё-с. Ты только не забудь всех записать.
Взглядом указываю ему на бумажку. Лицо Ясеня озаряется светом понимания, и он с энтузиазмом принимается писать. Кажется, он меня понял. Чудесно-с.
Когда Ясень заканчивает, то протягивает бумажку мне. Я беру её и сразу спрашиваю:
— Там все?
— Все, кого вспомнил.
Я киваю, встаю со стула и протягиваю ему руку.
— Спасибо за помощь. Я буду ходатайствовать о том, чтобы вас освободили. Я правда верю в твою невиновность.
Ясень пожимает мою руку крепко и уверенно. Не понимаю, за что Псих так его невзлюбил — весьма интересный молодой человек.
Входит робот и уводит Ясеня обратно в камеру. Я выхожу из допросной следом, возвращаюсь обратно по коридору в приёмную и подхожу к гердянке в дежурной части.
— Я поговорил с Ясенем Красиным. И могу заверить со всей ответственностью — он невиновен. Посему, прошу отпустить его-с.
— К сожалению, мы не можем отпустить подозреваемого, пока идёт следствие. Степень его участия в утреннем происшествии пока не установлена. Ваши слова будут приняты к сведению. Ожидайте решения.
— Я вас понял. Всего хорошего-с.
— И вам.
Я выхожу из участка и вызываю таксетку. Пока жду её, достаю из кармана бумажку с каракулями Ясеня и читаю, что он мне написал. После короткого списка имён идёт та самая фраза.
«Ты хоть понимаешь, в каком мире живёшь? Ты даже не знаешь, что происходит. Ты не знаешь, что в Златограде правит бог, для которого мы лишь звери в зоопарке, а роботы не наши рабы, а наши надсмотрщики».
По спине пробегает холодок, оставляя след из мурашек. Я рву бумажку на мелкие кусочки и выкидываю её в ближайшую мусорку. Подъезжает таксетка, я сажусь внутрь и еду в сторону дома.
«Бог, для которого мы лишь звери в зоопарке». Значит, миром управляет не человек, а искусственный интеллект, которому подвластны все гердянки. «Роботы не наши рабы, а наши надсмотрщики». Я думал, что живу в утопии, лучшем времени в истории. А оказалось, что это кошмар наяву, в котором людей низвели до домашних зверюшек. Теперь ясно, зачем на самом деле нужен купол — как я и думал, это клетка. Что же тогда поджидает в Златограде? Я закрываю глаза и дышу ровно, чтобы успокоиться. Нельзя показывать, что я хоть что-то понял, иначе меня уничтожат. Время меж тем почти шесть, а значит пора уступить место Лермушкину.
Я возвращаюсь домой, ложусь на диванчик и закрываю глаза. Да, Ада, я учёл твои пожелания. Жаль, что ты этого уже не оценишь.
Кори, смена личности: М.С. Лермушкин.
Нейрограмма. М.С. Лермушкин (07.03.2430)
Едва первая искра сознания вспыхивает в бесконечной темноте, я дёргаюсь в сторону, пытаясь увернуться от летящего в лицо лезвия. Мой рывок оказывается настолько сильным, что я падаю с дивана и больно бьюсь об пол. Не самое приятное Erwachen[1]. Паника обвила своими щупальцами разум и заставляет тревожно озираться по сторонам. Всё в порядке: я жив, и я дома.
Только сейчас стук сердца успокаивается, а дыхание выравнивается. Однако я понимаю, что мои последние воспоминания принадлежат не Менке, а Аде. Дурной знак. И всё же, между тем, как мне в лицо полетело мачете Гусака Петро, и тем, как я очнулся здесь, прошло много времени, а значит, какая-то личность этим телом управляла. Вероятно, Порфирий.