Я открываю список нейрограмм и убеждаюсь в правоте своей теории. Читаю последнюю запись Порфирия и складываю в голове весь пазл. А ещё понимаю, что на сегодня я последняя личность, и Менке не успел утром распределить между нами время. Наконец-то я смогу расцвести всей полнотой жизни, не боясь, что меня выключит в самый неподходящий миг. Как же долго я чувствовал ущемление от остальных, когда минут мне перепадало меньше, чем прочим, словно я нищий, вынужденный собирать крохи с барского стола. Хотя, может, так оно и есть, ведь меня Менке создал последним.
На часах ровно восемнадцать ноль-ноль. В семь начнётся музыкальный конкурс, а значит Порфирий оставил мне очень мало времени на подготовку. Разумеется, ведь его дела куда важнее моих. Позлюсь на остальных и погорюю по Аде потом, а пока надо собираться и лететь навстречу победе, которая вытопчет мне тропинку в Златоград.
Поход в ванную, мытьё головы, бритьё, закрашивание синяков, подбор одежды — я собираюсь столь стремительно, что это кажется сном. Надеваю тёмно-фиолетовую рубашку, чёрный тренч, чёрные штаны и тяжёлые чёрные ботинки. На всё про всё уходит двадцать пять минут — целая 永遠(eien)[2], хотя добираться до Главного Дома Культуры не так уж долго. Но хватит ли мне времени там, благо всё уже давно подготовлено, а от меня требуется лишь выйти на сцену и отыграть заранее заготовленный материал?
Я вызываю таксетку и лишь после вылетаю из квартиры, уже на ходу натягивая второй рукав плаща. Она подъезжает как раз в то мгновение, когда я на секунду останавливаюсь возле рельсовых путей. Здесь, в кабине, у меня есть шесть минут отдыха, пока она везёт меня через гигадом.
Смотрю в окно, и где-то там вдалеке, на крыше самого высокого блока, группа отчаянных экстремалов занимается доумтачингом. Одного из ребят как раз заряжают в хушку, которая через несколько секунд выстреливает им вертикально вверх, подбрасывая на высоту почти в сотню метров. Он вытягивает руку, но я не вижу, удаётся ли ему коснуться купола. На короткое мгновение он зависает в воздухе, после чего гравитация тянет его обратно. И тогда он расправляет спрятанные в рюкзаке за спиной крылья, на которых плавно планирует куда-то в сторону. Да уж, развлечение не для слабонервных. Впрочем, современный мир лишён каких-либо забот или опасностей, а потому чтобы взбудоражить кровь приходится подчас идти на крайне сомнительные меры. Люди во все времена сидели на адреналиновой игле, и чем дальше, тем опаснее развлекались.
Таксетка останавливается, и я выхожу на улицу. Перед Главным Домом Культуры собралась целая толпа людей, ожидающих концерт. Я не вижу здесь ни одного суррогата — мысль, которая ласкает сердце, потому что на бой Психа присылали в основном их. Ясное дело, музыка — вещь, которую нужно воспринимать вживую, иначе какой смысл?
Многие стоят и курят, а самые молодые согреваются пивом или чем покрепче. Люди постарше держатся обособленно, в сторонке, словно каких-то десять-пятнадцать лет назад не вели себя так же. Уверен, большая часть уже внутри — либо перекусывает в буфете, либо расселась по местам в ожидании начала. Если здесь собралось не меньше сотни людей, то там их, скорее всего, тысячи. Зал и танцпол превратятся в муравейник.
Я продираюсь сквозь толпу ко входу, когда кто-то выкрикивает:
— Эй, это же Лермушкин!
Люди поблизости тут же начинают озираться в поисках, а я хочу уменьшиться до размеров микроба, стать незаметным, невидимым и неслышимым. Те, кто стоят совсем рядом, замечают меня, тянут руки, прижимаются потеснее, стараются схватить, ущипнуть, потрогать.
— Чувак, твои песни — просто тряс!
— Эй, дай жару!
— Чмокни меня, просто чмокни, пожалуйста!
— Хрен тебе на лицо, Лада круче!
People[3] загораживают меня со всех сторон, я чувствую себя в коридоре со сжимающимися стенами, которые вот-вот раздавят. Становится душно, я пытаюсь ослабить воротник рубашки, голова идёт кругом, а голоса и отдельные слова сливаются в бесконечную протяжную какофонию звуков. Мне хочется сказать им, чтобы они разошлись, отступили, дали дорогу, но рот просто отказывается открываться, а слова не хотят выходить наружу.
Кто-то очень крупный хватает меня за шиворот, разворачивает и тянет за собой, распихивая людей. Он рассекает толпу, проходя сквозь неё, как бронемашина через орду зомби. Я теряюсь, не могу ничего сделать, а потому отпускаю ситуацию и даю волю речному потоку жизни просто нести меня по течению, не зная, куда оно приведёт.