[15] (нем.) городу
Менке Рамаян (08.03.2430)
Едва Менке проснулся, на него сразу навалилась жуткая головная боль, как утром после знатной попойки. По мозгу будто бы ехала фургонетка, используя извилины в качестве рельсов и взрезая острыми колёсами серое вещество. Каждую секунду — красная вспышка. Не сразу до слуха донеслись чьи-то голоса. И вместе с тем — лёгкое ощущение дежавю.
Менке постарался открыть глаза, но они упорно сопротивлялись. Веки налились неподъёмной тяжестью, и он уже хотел подобно Вию попросить поднять их, но в итоге справился сам. Всё вокруг сразу затопил синий свет.
— Пациент очнулся, — услышал Менке рядом синтетический голос какой-то гердянки. — Показатели в порядке. Его состояние похоже на обычный сон или переключение между личностями.
— Он внезапно упал в обморок, — раздался другой голос — женский, знакомый.
— Возможно, осуществил переход, не предупредив. Сейчас он здоров.
— Да-да, — еле-еле произнёс Менке. — Я в норме. Спасибо.
— Тогда мои услуги более не нужны, — сказала гердянка. — Я откланяюсь.
Менке окончательно разморгался, искусственные глаза сразу настроили нужный фокус, и он разглядел спину уходящего робота-медика. Повернул голову и увидел очень милую девушку с длинными фиолетово-синими волосами.
Его охватила паника. Он помнил всё, что видела и ощущала Ада, знал, как очутился в этом переходе и откуда шёл. Он узнал Ладу. Кто же он? Лермушкин? Ада? Менке? Он озирался по сторонам, словно пытаясь найти ответы, но кроме стен и света ничего не увидел.
— Какого цвета мои глаза? — спросил он у Лады.
— Э-э-э. Сейчас красного.
Он облегчённо выдохнул. Всё в порядке, он оригинальный Менке, голову которого просто затопили воспоминания других личностей. Они обрушились, подобно лавине, и теперь разум пытался выкарабкаться из-под завала.
Менке взглянул на время — восьмое марта, час тридцать ночи. Он занял второе место в музыкальном конкурсе, пошёл в клуб, принял псилоцибин и гулял по городу. А потом встреча с Гусаком Петро… Вот же поэт хренов, совсем раскис и самовольно решил уйти из жизни, подставив под удар всех остальных. Просветлился он, видите ли. Ладно, уже неважно, главное, что Лермушкин не стал менять личность, и всё же вирус только стёр его, но не убил. Значит, Порфирий прав — цель Гусака Петро вовсе не смерть Менке.
Лада присела на корточки рядом.
— Ты как?
— Всё хорошо.
Менке попытался подняться, получив новую ударную волну головной боли. Из-за этого он пошатнулся, но Лада крепко обхватила его руку и помогла удержаться. Он посмотрел на неё и разглядел серебринки бывших слёз. Менке улыбнулся с благодарностью.
— Ты беспокоилась обо мне.
— Конечно! — Лада размахнулась и шлёпнула его ладонью по плечу. — Мы гуляем, гуляем, и ты внезапно падаешь без сознания, неся какой-то бред. Что случилось вообще?
— Мой нейроком заражён вирусом, который стирает субличности. Я не могу его удалить, поскольку он написан на теклане. От него можно спастись, если вовремя переключить личность, но Лермушкин делать этого не захотел.
— Ой, — Лада вдруг посмотрела на Менке так, будто впервые заметила. — Погоди, ты не Лермушкин?
— Менке Рамаян. Приятно, наконец, познакомиться. Хотя вся память Лермушкина теперь у меня, так что формально мы знакомы.
Менке говорил чётко, громко, свободно и уверенно, держался собранно и гордо, показывая наличие твёрдого внутреннего стержня. Даже через светящиеся красным искусственные глаза виделась решимость, наполнявшая его душу. Он выглядел точь-в-точь как Лермушкин, но ощущался совершенно другим человеком. Щёки Лады налились краской, ротик слегка приоткрылся в изумлении, а смотрела она так, как смотрят на самого крутого супергероя, явившегося в последний отчаянный момент.
— И мне очень приятно, — пролепетала она. — Но ты сказал, вирус стирает твои субличности. Выходит, что Лермушкин тоже…
Менке схватил её, прислонил спиной к стене и взял пальцами за подбородок. Ноги Лады вдруг ослабли, и она чуть не свалилась.
— Я помню всё, что было между нами, — сказал Менке. — Это никуда не ушло.
— Хорошо.
Она быстро и взволнованно задышала. Не удивительно, ведь перед ней стоял совсем не тот, кого она давно знала, а другой, чужак, непривычный незнакомец, который пока не успел заслужить доверие. Её сердце долбило так, что даже Менке слышал, но билось оно не возбуждённо, а скорее испуганно — это ясно читалось в широко открытых глазах. Она привыкла к Лермушкину — мягкому, уютному, не способному на агрессию нытику, — а сейчас перед ней стоял могущественный мужчина, человек, который в свои двадцать семь уже стоял одной ногой в Златограде, куда большинство добиралось только лет в пятьдесят-шестьдесят.