— Декан и Ковен уже поплатились за свою ошибку. А я не хочу, чтобы наш город стал начальной точкой новой войны. Нам нужно предъявить и его, — Паладин кивнул в сторону двери, — и нашего таинственного друга. Вечером мы выдвигаемся в Ключи. Ада уверена, что теперь он придёт за сбежавшими детьми. Разгром Ковена — это просто уловка, призванная связать нам руки.
— Ты хочешь со своим людьми справиться с неким… существом, что убило за одну ночь двенадцать Чёрных, включая декана и двух легатов? Это безумие!
— Безумие сидеть и ждать, чтобы он залёг на дно. Безумием было договариваться с Чёрными о создании вашего санатория для Видяших. Эти люди с самого начала должны были быть освящены. Либо уничтожены.
Слова застряли в горле, Катерина изумлённо уставилась на Александра:
— Там… там дети. О каком уничтожении…
Рука в белой перчатке разрубила воздух.
— Не забывай, что я отвечаю за безопасность Круга. Сиди здесь и постарайся вытрясти всю доступную информацию из нашего гостя, а решение проблемы предоставь мне.
Катерина смотрела вслед, бессильно сжимая кулаки.
«Вы погибнете».
***
Я стоял на краю ярко освещённого круга, в котором корчился на полу, вымощенном плиткой, человек в разорванной одежде.
Его аура на моих глазах истончалась. С каждым движением клочки темноты отрывались, чтобы тут же исчезнуть в безжалостном белом.
Я сделал шаг, чтобы помочь ему, когда увидел, как из боков, через прорехи в рубашке, выпрастываются членистые ноги насекомого.
Человек заорал, перевернулся на живот, и его аура сомкнулась чёрным, поросшим волосками круглым брюхом.
В круге света корчился огромный чёрный паук. С челюстей капала белесая дрянь, когти скребли, царапая плитку.
«Не смотри на меня, мальчик. Я трус и несу наказание за трусость».
Я отвернулся и бросился во тьму, не разбирая дороги.
— Не поверишь, к чему может привести обычная гордыня.
Тьма обернулась большой пустой комнатой с деревянными стенами.
Посередине, на странном металлическом кресле сидела, неестественно выпрямив спину, полная женщина лет шестидесяти.
Длинные седые волосы спадали на плечи густой волной, а лицо было искажено гримасой боли.
— Обычная гордыня, — повторила женщина, смотря поверх меня во тьму.
Яркая синяя искра со скрежетом проскочила у её ног и из-под кресла вырвался огонь, разом поднявшийся выше моей головы.
Из пламени я услышал её крики:
— Я не знаю, я не знаю, кто из них! Не знаю.
Мне в нос ударил запах горелого мяса. Тошнота накатила, ударив в затылок. Я покачнулся, и деревянный пол ушёл из-под ног.
— Анна, они внутри! Быстрее!
Меня подняли на ноги, и я побежал по коридору, стены которого горели и грозили обрушиться.
— Беги вниз, выбирайся из дома!
Лестница трещала под моими ногами, я видел задымлённый холл, открытую дверь. Вывалившись на террасу, я споткнулся и упал.
Дом за моей спиной начал обваливаться, изнутри доносились крики придавленных людей.
Я поднял голову и встретился взглядом с Бледным, стоящим, скрестив руки, посреди двора, освещаемого пожаром.
Красная маска вместо лица и синие огни вместо глаз.
— Значит, это всё-таки ты, Максим.
В голосе, ни капли не напоминавшем человеческий, я услышал удивление. И грохот падающей воды, падающих камней.
Пожар за моей спиной погас, вокруг снова сомкнулась тьма.
Только Бледный стоял передо мной светясь глубоким синим светом, вытягиваясь вверх. Протягивая ко мне руку.
— Значит, это всё-таки ты.
Белое лицо обросло шерстью и вытянулось в острую морду, я закричал, отталкивая её, молотя руками в воздухе.
***
проклятый плюшевый ужас — улькина игрушка наклонилась на стуле рядом с моей кроватью и таращилась на меня стеклянными пуговицами.
Я сидел в кровати, затаив дыхание, слушая бешено стучащий в висках пульс, боясь пошевелиться.
Мне показалось, что уродец улыбается, пряча ухмылку в ворсе.
— Чтобы ты сгорела, морда. Ульяна… неряха.
Я попытался выпутаться из одеяла, обернувшегося несколько раз вокруг ног.
Что-то зашуршало. Сердце подскочило к горлу. Страх навалился с новой силой.
— Зяма, Зямаа.
Игрушка сменила позу, пока я на неё не смотрел.
«Это бред. Плюшевых монстров не бывает».
— Зяма!
«Ульяна заходила, пока меня не было, забыла своего урода, а я не заметил».
Наконец, выбравшись из кокона, я сполз на другую сторону кровати, опустил ноги на пол, не спуская глаз с игрушки, теперь сидящей прямо, смешно растопырив лапы.