- Ты меня слышишь? – я не отвечал, боясь пошевелиться.
Он был первым человеком в моей жизни, видимым цветным, объёмным. И без сверкающих огоньков.
Только лёгкое такое шевеление воздуха вокруг него.
- Вижу, что слышишь. Пока сиди тихо. И не разговаривай.
Мне и не хотелось. Он отошёл к столу, отвернувшись, а я осторожно оглядывался, изучая голые стены, выкрашенные в зелёный цвет, одинокий стеклянный шкаф в углу и светильники странной формы, похожие на огромных бабочек.
- Да, можете пригласить её, - сказал он кому-то, а потом, положив звякнувшую телефонную трубку, вернулся.
- Сейчас придёт твоя мама, но сначала я хочу поговорить с тобой. Голова перестала кружиться?
Я кивнул, едва пошевелив головой.
- Я знаю, что ты видишь больше, чем нужно. И хочу, чтобы ты запомнил одну вещь – не бойся и не показывай, что видишь. Ни окружающим, ни им.
Мужчина бережно дотронулся до моего подбородка и заставил посмотреть себе в глаза.
- Ничего плохого тебе сделать никто не сможет, пока ты сам не допустишь этого. Просто не смотри. Не говори никому. Не показывай вида.
В этот момент дверь открылась и в комнату ворвалась моя мама, я во все глаза уставился на неё – впервые я видел её ясно, снующие точки исчезли.
Она прижимала меня к себе так крепко, что перехватывало дыхание, а мужчина что-то объяснял ей.
Я слышал слова, смысла которых не понимал, постепенно проваливаясь в сон.
После встречи с доктором моя жизнь радикально поменялась. То ли следуя его советам, то ли из боязни, родители не выпускали меня из поля зрения ни днём ни ночью.
Муравьи, серая пелена и невнятные голоса в голове отступили.
Меня ещё не один раз возили в больницу, однако доктор больше не разговаривал со мной.
Только назначал разные таблетки, давал рекомендации родителям и вообще старался не смотреть в мою сторону.
Мир вокруг провис от тяжести красок, и я начал теряться в нём.
Всё увиденное стиралось в этом безумном движении.
Вперёд, вперёд, бегом!
Это Маша, поиграйте с ней.
Играть.
Учиться читать.
Это Серёжа.
Мой руки.
Пора заниматься английским.
Ешь.
Скоро пойдём.
Дети, давайте встанем парами, а теперь споём песню.
Я ваша учительница.
Не вертись за столом.
Смотри, запоминай.
Иди и делай.
Делать. Зачем?
Потому что так надо.
Если раньше я пребывал в странном сером мире, непонятном, но живущем по каким-то своим законам, то теперь я совсем потерял равновесие.
Мама, куда мы бежим?
Мы опаздываем!
Опаздываем окунуться в эту толпу.
В редкие моменты, когда меня оставляли в покое, я забивался в угол за письменным столом.
Это был мой секрет, который я боялся рассказывать. Даже доктору, постоянно смотрящему мимо и расспрашивающему меня обо всём раз в месяц на обязательном приёме, или навещающего нас, если по каким-то причинам мы не могли приехать.
«Ты не должен обижаться на него. Он просто боится за тебя».
Голос был... тёплым. Словно одеяло, укутывающее тебя целиком.
Услышал впервые я его, вскоре после одного из визита доктора к нам домой, когда маму отвлёк телефонный звонок, а я сидел и смотрел на книжку-раскраску.
Один из карандашей дрогнул и укатился со стола, словно кто-то невидимый смахнул, а я полез доставать.
«Почему я слышу тебя только здесь?».
«Потому что в других местах мы можем привлечь ненужное внимание. А тут можно спокойно разговаривать».
Я его совершенно не боялся. Воспринимал, как нечто само собой разумеющееся, некий якорь,
удерживающий меня на месте, не давая течению унести прочь.
Мой собеседник не называл себя. Он просто рассказывал о окружающем мире, иногда транслируя образы, отвечал на вопросы, а ещё мы играли в не совсем понятные игры.
Например, мысленным усилием я пытался заглушить его в своей голове.
Или внимательно вглядывался перед собой, пока знакомые размытые пятна не начинали сновать передо мной чёрной взвесью, а потом заставлял себя перестать их видеть.
Иногда, как правило, когда к нам в дом кто-то приходил, голос находил меня и в других местах квартиры, быстрой скороговоркой повторяя: «Быстро, в комнату. И не выходить», - и я послушно мчался к себе, стараясь сидеть тихо.
Почему-то родители всегда оставляли меня в покое в такие моменты.
Правда, потом, словно по команде, находили, извлекали на свет, одёргивали и сажали за лакированный ужас с клавишами, или учить на чужом языке слова, казавшиеся мне абракадаброй.
Когда я был снаружи невидимого круга, выстроенного Голосом – всегда находился взрослый, который со словами: «Хватит бездельничать», - заставлял заниматься подчас совершенно бессмысленными вещами.