Он не знал.
Впоследствии Такаки часто пытался вспомнить последние два года работы в кампании, но воспоминания расплывались, словно всё то время он дремал на ходу.
Он сам не заметил, как перестал понимать, зима на дворе или лето, осень или весна; временами он путал то, что сделал вчера, с тем, что должен был сделать сегодня или намеревался сделать завтра; дни мельтешили, как картинки в калейдоскопе. Такаки всегда был чем-то занят, работа, которую он выполнял, была исключительно рутинной. Составив ориентировочный план ликвидации проекта, он работал почти как автомат, тратя всё своё рабочее время на вычисления. Такаки будто ехал в потоке машин, двигавшемся с одной и той же скоростью, и только и мог, что повиноваться дорожным знакам. Знай себе крути руль, жми на газ и вообще ни о чём не думай. Даже разговаривать ни с кем не надо.
Однажды он понял, что прежнее благоговение перед программированием, новейшими технологиями и самим компьютером куда-то ушло. «Видно, так всё и бывает», — думал он. Когда Такаки был подростком, он благоговел перед сиянием ночного неба, а теперь, когда поднимал голову, видел только звезды, не вызывавшие уже былых чувств.
В то же самое время в глазах руководства ценность Такаки только росла. При каждой аттестации ему повышали зарплату, и премия у него была больше, чем у коллег с тем же стажем работы. Тратить деньги ему было особенно не на что, потому что времени развлекаться не было, в итоге на счету неожиданно образовалась сумма, о которой он раньше и мечтать не мог.
Такаки сидел перед экраном в офисе, наполненном, как всегда, успокаивающим перестуком клавиш, и ждал, пока компилятор обработает введённую программу. Поднеся чашку с остывающим кофе к губам, он думал о том, что жизнь — всё-таки странная штука.
Такаки многое мог себе позволить, но ничего не хотел, и ему оставалось только копить деньги на счету.
Он рассказал ей об этом как бы в шутку, Мидзуно засмеялась, потом немного загрустила. Когда Такаки видел, как она печалится, глубоко внутри у него что-то щемило и сердце начинало ныть. Тогда он и сам грустил без всякой причины.
Было начало осени; сквозь дверь-ширму в комнату задувал холодный ветерок; Мидзуно и Такаки сидели на ламинатном полу и наслаждались прохладой. Он снял галстук и остался в темно-синей рубашке, она была в темно-коричневом свитере и длинной юбке с огромными карманами. Взгляд Такаки задержался на округлой груди, приятные очертания которой проступали сквозь свитер, и на душе у него стало чуточку тяжелее.
Он зашёл к Мидзуно по пути с работы впервые после долгого перерыва. В последний раз в квартире ещё работал кондиционер, с трудом припомнил Такаки, почти два месяца прошло. Конечно, мы были по горло в работе, и расписания вечно не совпадали, но это всё же не повод, чтобы совсем не встречаться, думал он. А ведь раньше мы виделись очень часто. И она, и я — оба мы как-то расслабились.
— Эй, Такаки-кун, а кем ты хотел стать в детстве? — спросила Мидзуно, выслушав, как обычно, его ворчание по поводу работы. Он задумался.
— Кажется, никем.
— Совсем-совсем?
— Угу. Я просто изо всех сил старался выжить, — сказал он с улыбкой, и Мидзуно, улыбнувшись в ответ, сказала: «Я тоже», — взяла с тарелки одну грушу, откусила и бодро захрумкала.
— Ты тоже, Мидзуно-сан?
— Ага. Когда меня в школе спрашивали, кем я хочу быть, я всегда тушевалась. А когда все устроилось с нынешним местом работы, вздохнула с облегчением. Теперь-то уж никто меня не спросит, о каком будущем я мечтаю!
Вот-вот, мысленно согласился он и протянул руку к очищенным Мидзуно грушам.
«Кем я хочу стать?»
Каждому надо во что бы то ни стало найти себе место. А у меня чувство, что я всё никак не привыкну даже к самому себе. Нет в мире ничего, за чем я гнался бы. Я не знаю, кто я такой, я всё ещё в пути, думал Такаки. Вопрос в том, куда я иду.
У Мидзуно зазвенел мобильник, она извинилась, взяла телефон и вышла в коридор. Такаки проследил за ней краем глаза, сунул в рот сигарету, щёлкнул зажигалкой. Из коридора доносился её негромкий радостный голос, и Такаки сам себе удивился, внезапно ощутив острый укол ревности к незнакомцу, с которым говорила Мидзуно. Такаки живо вообразил, как незнакомый мужик ласкает её под свитером, касается белой кожи, — и на мгновение возненавидел их обоих.
Телефонная беседа продолжалась самое большее пять минут, потом Мидзуно вернулась и сообщила: «Это младший коллега», — и Такаки непонятно почему подумал, что она его презирает. Но Мидзуно ни в чём не виновата. Что ж тут удивительного? Ответив: «ясно», — он, словно давя собственные чувства, раздавил сигарету в пепельнице. И спросил себя в ужасе: «Что со мной происходит?»