Мчавшийся по ночному Токио опустевший поезд всегда смутно пах алкоголем и усталостью. Позади остался район Накано; слушая привычный уху стук колёс, Такаки глядел на приближавшиеся огни небоскрёбов, и ему вдруг представилось, что он смотрит на самого себя откуда-то с высоты. Он увидел тонкую светящуюся нить, которая медленно ползла к гигантскому зданию, напоминавшему надгробие.
Дует сильный ветер, и под его порывами мерцают огни города далеко внизу — совсем как звезды. А я, запертый внутри тонкой световой нити, медленно передвигаюсь по поверхности этой гигантской планеты.
Поезд прибыл на станцию Синдзюку, и Такаки, шагнув на платформу, поневоле обернулся, чтобы бросить взгляд на опустевшее сиденье. Невозможно было избавиться от ощущения, что он, смертельно уставший человек в костюме, на самом деле остался сидеть в вагоне поезда.
Такаки подумал, что до сих пор никак не может привыкнуть к Токио. Ни к скамейкам на платформе, ни к выстроившимся в линию турникетам, ни к галереям подземного торгового центра.
В декабре настал день, когда после двух лет работы проект был завершён.
К собственному удивлению, сильных чувств Такаки по этому поводу не испытал. Он ощущал только копившуюся день ото дня усталость. Сделав перерыв на чашку кофе, Такаки принялся готовиться к уходу. В этот день он опять возвращался домой последним поездом.
Сойдя на станции Синдзюку и миновав турникет, он увидел тянувшуюся к западному выходу очередь на подземную стоянку такси и вспомнил наконец, что прошедший день был пятницей. Хуже того: это была рождественская ночь. В приглушённом вокзальном гуле Такаки различил доносившуюся откуда-то тихую мелодию Jingle Bells. Он решил не брать такси и дойти до дома пешком; оставив позади подземный туннель, который вёл в Западный Синдзюку, Такаки оказался в районе небоскрёбов.
В столь поздний час здесь, как обычно, было тихо и спокойно. Такаки шагал мимо оснований высоток. От станции к дому он всегда шёл одним и тем же маршрутом. Внезапно в кармане пальто завибрировал мобильник. Такаки остановился, сделал вдох, вынул телефон из кармана.
Это звонила Мидзуно.
Он не смог принять вызов. Почему-то не захотел. Исчезли все чувства, кроме одного: ему было плохо. Почему — Такаки не знал. Он застыл на месте, беспомощно глядя на жидкокристаллический экранчик, на иероглифы «Риса Мидзуно». Мобильник звенел и звенел, а потом, словно выдохшись, резко замолчал.
В груди вдруг стало жарко, и Такаки поднял глаза к небесам.
Половину неба занимала чёрная как ночь стена тонувшего в вышине небоскрёба. На ней светился десяток окон, ещё выше судорожно мигали красные предупредительные огни, над ними расстилалось беззвёздное небо мегаполиса. В следующий момент Такаки увидел мириады крошечных белых точек, медленно падавших с небес на землю.
…Снег.
Всего-то одно слово, подумал он.
Одно слово — но как же он хотел его услышать. «Всё, чего я искал, — это лишь слова, которые, кажется, так никто и не произнесёт. Я знаю, что моё желание насквозь эгоистично, но ничего не могу с собой поделать. Я вижу снег, который не замечал столько лет, и в самой глубине моей души словно распахивается дверь.» Стоило это понять, как он раз и навсегда осознал, чего именно ему недоставало так долго.
Слов, которые одна девочка сказала в тот самый день, давным-давно.
«Такаки-кун, у тебя точно все будет хорошо».
5
Акари Синохара нашла это древнее письмо, когда разбирала вещи, готовясь к переезду.
Письмо обнаружилось в картонной коробке, запрятанной в глубь шкафа. Створки коробки были заклеены скотчем с короткой надписью «СТАРЫЕ ВЕЩИ» — конечно, эти слова несколько лет назад написала сама Акари, — и любопытство заставило её открыть коробку. Внутри лежала всякая всячина, оставшаяся со времени, когда Акари училась в младшей и средней школе. Выпускное сочинение, заметки, сделанные во время школьных поездок, несколько номеров ежемесячного журнала для младшеклассников, аудиокассеты с какими-то записями — Акари забыла, с какими, — потускневший красный ранец, кожаный портфель, с которым она ходила в среднюю школу.
Когда Акари перебирала содержимое коробки, разглядывая каждую из вещей, которые так много значили для неё в прошлом, её охватило предчувствие: где-то тут должно быть и то письмо. Добравшись до самого дна коробки и найдя пустую банку из-под печенья, она наконец вспомнила. Ну конечно же: ночью после церемонии окончания средней школы она положила его в эту самую банку. Акари очень долго таскала письмо с собой, не решаясь вытащить его из портфеля, а после окончания средней школы избавилась от наваждения и запрятала письмо в банку из-под печенья.