Она сняла с банки крышку, достала тонкий блокнот, с которым не расставалась в средней школе, и вынула запрятанное между его страницами письмо. Первое написанное ею любовное послание.
Пятнадцать лет назад она хотела передать это письмо мальчику, в которого была влюблена, во время их первого свидания.
В тот день снег падал на землю в абсолютной тишине, вспоминала она. Мне только-только исполнилось тринадцать лет, мальчик, в которого я была влюблена, жил далеко, в трёх часах езды на поезде, и с пересадками добирался до назначенного места, чтобы со мной встретиться. Но из-за снегопада поезда ехали медленно, и в итоге мальчик опоздал на четыре с лишним часа. Я ждала его в маленьком деревянном здании вокзала: сидела на стуле перед печкой и писала это письмо.
Акари коснулась письма, и в ней ожили давно забытые беспокойство и одиночество. Ей и самой не верилось, что она может так ярко помнить те чувства, которые испытывала пятнадцать лет назад: как она боготворила этого мальчика, как хотела с ним встретиться! Эмоции нахлынули на Акари с такой силой, будто она и сейчас была влюблена: тлеющие в душе угольки вспыхнули столь ярко, что она изумилась самой себе.
Значит, я и в самом деле была по-настоящему в него влюблена, подумала она. Первое в жизни свидание, первый в жизни поцелуй… Мне казалось тогда, что после этого поцелуя мир стал совсем другим, не таким, каким был прежде. Вот почему я так и не передала мальчику своё письмо.
Все это случилось словно бы вчера — да, именно так, будто вчера! — думала она, продолжая вспоминать. Лишь кольцо с драгоценным камешком на безымянном пальце левой руки свидетельствовало о том, что прошло целых пятнадцать лет.
Той ночью ей приснился сон о давно прошедшем дне. И он, и она — ещё дети; тихой снежной ночью они стоят под сакурой и, задрав головы, смотрят, как медленно падают снежинки.
Назавтра на станции Ивафунэ кружила снежная пыль. Мела пороша, местами сквозь пелену облаков проглядывало синее небо; всё указывало на затишье перед бурей. Но снегопадов в декабре не бывало давным-давно. А такой снежной бури, как тогда, не случалось уже много лет.
Побыла бы ты до Нового года, сказала мама, и Акари ответила: мне столько всего надо успеть…
— Ты там, главное, корми его повкуснее, — сказал отец. Конечно, кивнула она — и подумала: как же мама и папа постарели! Но так и должно быть, скоро они станут пенсионерами. Что до меня, я уже в том возрасте, когда пора выходить замуж.
Они ждали поезд на Ояму, и Акари размышляла о том, как странно стоять на платформе рядом с родителями. Кажется, они не были на вокзале втроём с того дня, как сюда переехали.
Акари до сих пор помнила, в каком отчаянии она была, когда они с мамой с пересадками добрались из Токио до Ивафунэ и сошли с поезда. Папа, приехавший сюда загодя, ждал их на станции. В Ивафунэ жили его родители, и Акари в детстве уже бывала в этом посёлке. Она считала его пусть тихим и приятным, но захолустьем. Поселиться тут Акари не хотела бы. Она родилась в Уцуномии, выросла в Сидзуоке, с четвёртого по шестой класс ходила в младшую школу в Токио, и крошечный вокзал Ивафунэ привёл её в глубокое уныние. Акари была уверена в том, что должна жить в каком-то другом месте. Её пронзила такая сильная тоска по Токио, что на глазах выступили слезы.
— Ты, если что случится, сразу звони, — сказала мама, повторив эту фразу в сотый, наверное, раз с прошлой ночи.
Получилось так, что Акари и её родители полюбили этот посёлок. Ивафунэ стал для Акари родным местом, с которым трудно было расставаться. Улыбнувшись, она добродушно ответила:
— Всё будет хорошо. Не волнуйтесь так, мы увидимся в январе, на свадьбе. Тут холодно, шли бы вы лучше домой…
Едва она замолчала, как вдалеке раздался гудок приближавшегося по линии Рёмо состава.
После полудня поезда линии Рёмо ходили пустыми: кроме Акари в вагоне никого не было. Она взяла с собой книжку, но не смогла сосредоточиться на чтении и, подперев голову рукой, стала смотреть в окно.
За окном раскинулись рисовые поля, голые после уборки урожая. Этот сельский вид вызвал в воображении Акари образ равнины, покрытой толстым слоем снега. Полночь. Далёкие редкие огоньки. Стекло, конечно же, заиндевело по краям.
…Каким же унылым и безнадёжным должен был казаться ему вид за окном, подумала она. Тот человек в остановившемся на полпути поезде, тот мальчик, мучимый голодом и чувством вины за то, что он заставляет кого-то ждать, — что он видел в этом пейзаже?