Миновав турникет, я углубился в недра станции; здесь повсюду стояли указатели, и я, внимательно вчитываясь в названия железнодорожных веток, стал пробираться сквозь толпу к платформе линии Сайкё. «Кольцевая линия Яманотэ (внешний круг)», «Линия Собу (направление на Накано)», «Кольцевая линия Яманотэ (внутренний круг)», «Линия Собу (направление на Тиба)», «Линия Тюо (скорый)», «Линия Тюо-Магистраль (сверхскоростной)»… Я прошёл мимо множества платформ, нашёл план-схему станции и остановился, чтобы спокойно её изучить. Платформа линии Сайкё располагалась в самой глубине Синдзюку. Я достал из кармана шпаргалку и сверился с наручными часами (чёрными, марки G-Shock; мне купили их в честь поступления в среднюю школу). Поезд отходил в 16:26. Электронный циферблат показывал 16:15. Успею, у меня ещё десять минут.
Я отыскал уборную: по линии Сайкё поезд идёт сорок минут, так что, наверное, лучше сходить в туалет заранее. Помыв руки, я взглянул на своё отражение. В замызганном зеркале отражался Такаки Тоно, освещённый мутным светом люминесцентной лампы. За последние полгода я прибавил в росте и стал больше походить на взрослого мужчину. Мне было неловко оттого, что мои щеки то ли от холода, то ли из-за волнения чуть покраснели. Итак, я еду на встречу с Акари.
Электричку, следовавшую по ветке Сайкё, заполонили возвращавшиеся с работы люди, свободных мест не было. Прислонившись, как и ещё несколько человек, к стенке в конце салона, я читал заголовки еженедельных журналов на рекламных постерах, смотрел в окно, иногда тайком оглядывал других пассажиров. Мой взгляд метался, душа была не на месте; я достал из портфеля фантастический роман, но настроения читать не было. Сидевшая старшеклассница болтала со стоявшей рядом девушкой, видимо, подружкой, и до меня доносились обрывки их разговора. Обе были в коротких юбках, на тонких ногах белели приспущенные гольфы.
— Как тебе тот парень, а?
— Какой парень?
— Ну тот, из Северной старшей!
— Э-э-э? Он же урод!
— Вовсе нет! Мне такие нравятся…
Я подумал, что, судя по всему, речь о парне, с которым девушки познакомились на какой-нибудь вечеринке. И хотя говорили не обо мне, я почему-то немного смутился.
Дотронувшись кончиками пальцев до письма в кармане пальто и убедившись, что оно на месте, я уставился в окно. Электричка бежала по эстакадному мосту. На этой ветке я оказался впервые в жизни. В сравнении с привычной линией Одакю этот поезд трясло чуть по-другому, его колеса стучали чуть иначе, а незнакомый вид за окном только усиливал чувство тревоги.
Тусклый зимний закат подкрашивал небо у горизонта бледно-оранжевым, повсюду теснились ряды зданий. Снегопад не прекращался. Наверное, мы уже пересекли границу Токио и едем по Сайтаме? Я мог отличить знакомый ландшафт от незнакомого, но города выглядели совершенно одинаково. Земля была погребена под слоем невысоких офисов и жилищ...
На станции Мусасиурава электричка сделала остановку, чтобы пропустить скорый поезд. «Господа пассажиры, спешащие на станцию Оомия, просим вас пройти на платформу напротив и сделать пересадку», — объявил машинист. Половина пассажиров спешно покинула вагон. Я вышел последним. Над полотном протянулись десятки проводов. Снег валил не переставая, проступавшее на западе небо было низким, в просветах между облаками изредка показывалось маленькое закатное солнце, блекло освещавшее крыши сотни-другой домов. Глядя на эту картину, я вспомнил вдруг, что уже был здесь, только очень давно.
Выходит, по этой ветке я уже ездил.
Как раз перед тем, как я пошёл в третий класс младшей школы, наша семья переезжала из Нагано в Токио, и мы с родителями сели на станции Оомия на электричку, которая довезла нас до Синдзюку. Я привык к деревенским ландшафтам Нагано и, увидев из окна поезда совсем другой пейзаж, не на шутку встревожился. От мысли, что мне предстоит жить среди бесконечных зданий, я чуть не заплакал. Но с тех пор прошло целых пять лет, и пока что мне удалось выжить. Честное слово, хотя мне было всего тринадцать лет, я думал именно так. Меня спасала Акари. И я всей душой желал быть для Акари тем же, чем она была для меня.