Фактически, он попросил о помощи. И Василиса ему не откажет.
Инициация? Масаронг так толком и не объяснил, в чем её суть. Но если она позволит добиться нужной отдачи, покажите, где расписаться.
***
Многие вещи удаются нам исключительно благодаря всемирному тяготению. Сливать чай на дно заварочной колбы, твёрдо стоять на ногах… А иногда (как правило, в самый неподходящий момент) падать на тех, у кого мы на особом счету.
Василиса рухнула на Хоанфи, когда тот посреди её комнаты проводил испытания, накладывая на себя полог невидимости. Базовые чары с некоторых пор начали барахлить. Хотя почему с некоторых? С вполне определённых пор, если можно так выразиться.
Как заселился в спальню ненавистный дух Дадкалато, так и пошло всё у Хоанфи кувырком. В невидимом покрове, обнажая материальное, зияют дыры. Иллюзии наводятся криво-косо и тают возмутительно быстро. А покровитель искусства знай себе, посмеивается. И не прогнать эту заразу, хоть ты тресни.
– Ай! – пискнула Василиса, напоровшись на преграду в лице великого стихийника.
– Ы! – страдальчески возвестил тот, когда его затылок повстречался с ворсом ковра.
Но этого злодейке Гравитации показалось мало. По инерции столкнувшись лбами, мастер и ученица дружно выругались, и полумрак помещения озарился звёздами… в основном, из глаз.
– Ну и чего мы лежим? – осторожно полюбопытствовал Хоанфи спустя несколько минут совместного времяпровождения в неудобной позе. – Где, спрашивается, традиционные охи-вздохи, девичье смущение? Где тысячи извинений и «ой как неловко, я сейчас слезу»?
– Мне нехорошо, – честно призналась Василиса. – Слишком много всего свалилось… Не только я, – добавила она и как-то совсем уныло усмехнулась.
– Та-а-ак, – с подозрением протянул тот и, перекатив это воплощение апатии на спину, медленно принял сидячее положение. – Выкладывай, что опять стряслось.
Вставать она не спешила. Веки смежила, пальчики свои тонкие на груди переплела. Лежит, дышит, а бледная! Прямо как в тот день, когда её, в гробу спящую, воскресить пытались.
– Прости, выложить не смогу. Мне доверили тайну. И ещё кое-что вроде тайны. Я в полной растерянности.
– Сделать тебе кипятка? – тут же нашелся Хоанфи. – Говорят, если пить кипяток по утрам, он приводит организм в тонус. Сейчас далеко не утро, но всё же… Могу накапать туда чего-нибудь от нервов.
– Валяй, – согласилась Василиса.
Она приподнялась на локтях, наблюдая, как приверженец здорового образа жизни в шуршащей бордовой мантии носится туда-сюда: набирает воды, добытой из скважины. Заливает воду в чайник. Ставит чайник на плоскую подставку и втыкает вилку в розетку, а затем щёлкает крохотным рычажком, и он тотчас загорается красным.
– Электричество, – пояснил Хоанфи. – Изумительная штука. В Эльмирии распространено так же, как было у вас на Земле. Пришлось осваивать, дара огня-то у меня больше нет.
Он развел руками, пожал плечами и расплылся в совершенно дикой улыбочке. Мол, не принимай на свой счёт, не виню я тебя.
Чайник закипел в мгновение ока. Наполнив две кружки, Хоанфи капнул успокоительного и Василисе, и себе (для профилактики). Вернулся, чтобы составить ученице компанию на мягком коврике, и сел, согнув ноги в позе лотоса.
«Отсюда пью только я и мои будущие жертвы» – чёрными кособокими буквами значилось на его чашке.
Он отхлебнул немного и блаженно зажмурился. Василиса тоже сделала глоток – и в спальне словно посветлело. Перестал бешено частить пульс, утихомирилась гонка мыслей. Экстракт из корня покой-травы оказывал почти мгновенный эффект.
– Ты была с ним? – как ни в чём не бывало, спросил Хоанфи.
– С ним, – смиренно подтвердила она.
Какое-то время они безотрывно смотрели друг на друга. Из чашек, тонируя мир в уютную, таинственную полупрозрачность, струился пар.
– Я же говорил, что перестану ревновать.
– Сегодня вечером у него встреча с принцем.
– Оу, – сказал Хоанфи. – И ты поэтому переживаешь?
– Понимаешь, дело в том, что Фанпайя – не принц. Он – лис. И он хочет меня убить. И… Он убил нашего друга, – оглядываясь на обманчиво пустующий ловец снов, прошептала Василиса.