Вот такой вот резкий перепад: сначала готовилась к смерти, а теперь – к великим свершениям.
Правда, в перечень потенциальных великих свершений она пока не успела вписать пункт «убийство с применением запрещённых существ».
Так или иначе, выходка грифона встретила мало поддержки у окружающих. Когда мифический зверь поравнялся с выступом, откуда Василиса свалилась, он аккуратно наклонился, позволив ей скатиться со своего крыла, как с корабельного трапа. А потом снова взмыл в вышину, выполнил мёртвую петлю и на всех парах врезался… Нет, вошёл в Хоанфи, словно нож в масло, растворяясь, исчезая в нём, сантиметр за сантиметром.
Клюв, лапы, крылья, хвост. Грифон впитался в него, как в губку.
На протяжении этого странного действа Хоанфи стоял столбом, с расширенными (наверняка, от ужаса) глазами. И Масаронг рядом с ним застыл, как пришибленный, не понимая, что вообще творится. Оба мокрые, оба – в глубокой луже, без всяких образных выражений.
Поругаться? Помериться силами? Какое уж там!
Грифон исчез внутри Хоанфи, и ливень вмиг прекратился. А тучи… То ли им в этих краях была присуща осознанность, то ли они повиновались прихотям кого-то сверху.
«Задание выполнено, шеф. Можем расходиться, шеф».
Они деловито разошлись по разным направлениям – всё равно что руки отрясли. И оголили луну, такую же отрешённую, как и прежде. Безразличную к чужим бедам.
А Хоанфи как стоял, так и упал плашмя, точно подрубленное дерево. Носом – в землю, защитным панцирем из лезвий – к проступившим звёздам. Масаронг поздно опомнился и не успел его подхватить. Да и как бы он подхватил? Где ни тронь, везде остро. Только и остаётся, что состраданием проникаться.
Василиса подошла и нерешительно остановилась напротив.
«Я с вами двумя не разговариваю», – следовало бы сказать ей. Но тут такое дело… Хоанфи бесчувственным кулём под ногами валяется, а Масаронга раскаяние душит. Он, того и гляди, сам с этого несчастного утёса прыгнет.
В общем, время для нотаций и упрёков неподходящее.
– Помоги мне, – выдавила из себя Василиса, кивком указав на поверженного. – Надо перенести его в безопасное место.
Она смотрела на кинжалы, блестящие в лунном свете, на тело, безжизненно распростёртое на камнях. И не могла взять в толк, почему её сердце продолжает биться. Глупое, бесполезное сердце… Зачем?
«Я убила его. Неужели я его убила? Может ли быть, что теми набросками в блокноте Хоанфи напророчил свою гибель?»
Что она, что Масаронг – оба выглядели виноватыми и подавленными.
Не поднимая головы, телохранитель зажёг в каждой ладони по зеленоватому пульсару, и Василиса отшатнулась: в игру что, опять вступает лесной дух? Но нет, ложная тревога. Масаронг не стал преображаться (да и вряд ли отважился бы он подвергнуть Василису пытке во второй раз). Он соединил ладони, чтобы провести телепортацию, и ослепительной вспышкой перенёс всех… во дворец.
– Ты сказала, мне нельзя обратно, но лис что-то сделал с моим отцом, я не смог до него достучаться. Так что придется это прояснить. И да, прости меня, если сможешь, – тише добавил он, без излишних церемоний опуская Хоанфи на пол в потоке сочно-зелёного света. – Инициацию мы так и не провели, ты всё ещё недостаточно сильна, чтобы одолеть оборотня.
– Хочешь сказать, что вместо меня пойдёшь? Ну уж нет! – спохватилась Василиса.
Очутившись в привычной обстановке, она призвала стихию эфира и легонько потянула за ниточку, которая связывала душу Масаронга с телом. В тот же миг он зашатался и упал на ковёр без чувств.
– Филигранная работа, – похвалили её со стороны окна. – Нельзя его к лису пускать. Ты очень правильно поступила. В отличие от меня, наш друг ещё не изучил его слабые места.
Василиса дёрнулась, как от удара, и обернулась.
– Ты что-то видел, пока нас не было?
– Видел. Причём кое-что весьма занимательное. Думается мне, ты должна знать.
Дух шута вкратце поведал, как вломился в комнату Фанпайя и как задрожал он при виде ловца снов. И вот уже который день (а прошло без малого трое суток) его не видно, не слышно.