Её горе было тщательно припрятано и отшлифовано молчанием до зеркального глянца. Смотришь на него, а видишь себя. Наверное, лишь по этой причине Дивина окончательно не тронулась умом.
***
Снаружи гроза бесилась так, словно в неё вселился неотмщённый лисий дух. Промокшая тьма билась в окна с воем, от которого волосы на затылке вставали дыбом. Зато в комнате, в подвесных лампах из цветного стекла, уютно теплился свет. А по полу в греющем душу беспорядке были разбросаны лоскутные одеяла, миленькие шерстяные пледы и декоративные подушки. Горы декоративных подушек.
Виновник данного безобразия – Хоанфи. Ливень застиг их в конце полёта. И пока Василиса вызывала огонь на кончиках пальцев, чтобы в щадящем режиме просушить шевелюру, великий мастер прошёлся по спальне и накидал в кучу всё, что, на его взгляд, подходило для создания атмосферы.
– Как грохочет, а! – отпустил замечание он, когда гроза в очередной раз небрежным росчерком расписалась на небе. – Принести твоего любимого психотропного средства? Клюквенного морса не желаешь?
– Тащи, – сказала дриада, водя расчёской по волосам.
Чуть позже Хоанфи и Василиса – непроходимо счастливые разгильдяи – устроились среди подушек и одеял в блаженной тьме, куда изредка вторгались белые вспышки молний.
– Я так рад, – признался мастер. – Я бесконечно рад, что больше нет нужды замуровывать меня на ночь. Чувствовать себя полноценным членом общества так приятно. Никак не привыкну.
– А ты не привыкай. Привычка – вор осознанности. Поэтому не вздумай, понял?
Хоанфи повернулся к ней, подложив руку под гладко выбритую щёку, и устремил на сообщницу немигающий, красноречивый взгляд.
– Наверное, ты задаёшься вопросом, как я, весь из себя всемогущий и прославляемый, умудрился за столь краткий срок записаться в маргиналы. Ведь у меня всего было в достатке.
– Что ж, тут как раз гадать не надо, – вздохнула Василиса, поплотнее кутаясь в плед и придвигаясь к наставнику. Глаза в глаза, душа в душу. – Ты строишь планы. Грандиозные планы. Мечтаешь переплюнуть себя в деле всей твоей жизни. А потом влезает в твой размеренный темп какая-нибудь гадость: болезнь, потеря близких, предательство… – Здесь Василиса помедлила. Именно клевета, исходившая от лжепринца, привела к тому, что вначале Хоанфи томился в заключении, а потом был вынужден скрываться.
– Да, – согласился он. – Ты права, как никогда. Влезет вот так какая-нибудь пакость ползучая – и планы насмарку. Всего одна неприятность переворачивает твою жизнь с ног на голову. Или расставляет всё по местам. Тут уж с какого ракурса посмотреть.
– Василиса, – окликнул её Масаронг, просовывая голову в дверной проём. – Этот диванный философ тебя ещё не утомил?
Хоанфи гневливо нахмурился: каков подлец, а? Вломился без стука, так вдобавок оскорбить норовит!
– Разрешите, я с вами прилягу, – тем временем окончательно обнаглел Масаронг. – А то гроза, страшно.
– Не разрешаю, – буркнул Хоанфи, после чего попытался нахалу воспрепятствовать.
Нахал проявил доминирование. Он энергично заполз аккурат в просвет между ними, заграбастал стёганое одеяло из горы запасов, пристроил голову на жаккардовой квадратной подушке и, перевернувшись на спину, благостно сложил руки на груди, как свежеиспечённый мертвец. А довольный – так и подмывает приложить по башке чем-нибудь увесистым. Скалкой, например. Сковородой. А лучше кувалдой, чтобы действительно мертвец получился (а то вечно эти сравнения, никудышные литературные приёмчики, никогда до рукоприкладства не доходит).
Но Хоанфи с ученицей избрали другой метод воздействия, более изощрённый. Вместо того чтобы «приложить по башке», они одновременно прыснули со смеху.
– Пакость ползучая! – сквозь слёзы хохотала Василиса. – Так ты его имел в виду?
– Его в том числе, – держался за живот Хоанфи.
– Чего смеётесь? Эй! – в шутку негодовал Масаронг. – Совсем обалдели? Перед вами, вообще-то, принц Эльмирии! Ладно. Не перед. Между. Да прекратите вы издеваться! Это приказ!
Дверь в их логово приотворилась снова. Тонкая полоска света из коридора воровато легла на ковёр, и о притолоку стукнулся лбом Пирэйн. Не иначе с тем же намерением пришёл: втиснуться.
– Чем это вы тут занимаетесь? Слышу – смеются. Надо, думаю, зайти. Вечеринка?