Шли долго. Горячий ветер обдувал лицо, солнце горело в вышине ослепительным белым пятном. В иссушённой траве стрекотали сверчки, а зной стоял такой, что пот ручьями стекал. Кроваво-красную накидку, само собой, пришлось снять. Белизна платья, сотканного из легчайших крупиц кварца, казалась невыносимой.
Вскоре впереди блеснула нить монорельса, мелькнул и спрятался за деревьями жёлтый трамвайчик, и Василиса вздохнула с облегчением. Ноги от продолжительной ходьбы гудели. Вот-вот отнимутся.
Она почти с благодарностью опустилась на мягкое сидение вагона и подавила в себе желание склонить голову Масаронгу на плечо. Ей, утомлённой и немного расстроенной, мечталось о ванне с ароматной пеной, о пуховой перине и чистых шуршащих одеждах. А еще пусть её натаскают по максимальному числу дисциплин. Пусть обучат всему, как следует. Может, тогда Хоанфи перестанет относиться к ней свысока и считать её вторым сортом.
Вслух он, конечно, о таком не упоминал. Но…
На этом «но» Василиса порядочно зависла. Уж не перегнула ли она палку? Не действовала ли слишком поспешно и сгоряча? Что если Хоанфи вовсе не тот, кем она его посчитала, а во дворце вместо перины и одежд её ожидает какой-нибудь людоедский принцев указ и сырая камера с жёсткой койкой?
Да нет, быть не может. Масаронг ведь сказал, что ей ничто не угрожает, если она будет правильно себя вести. В воображении воссоздался гротескный, искажённый обидой образ горделивого Хоанфи, который взирает на неё с чувством интеллектуального превосходства.
Что ж, она утрёт этому поганцу нос, заткнёт его за пояс и что там ещё... Пусть он и спас её однажды, это не даёт ему права обращаться с ней как с дикаркой и бестолочью.
«Постой, мол, в сторонке, не мешай, с этим сложным заданием я справлюсь без тебя. Да ты, если моим учителем назвался, наоборот, должен подключать меня к каждому сложному заданию!»
Ещё какое-то время Василиса негодовала, вела с собой в уме бессмысленные дискуссии и придумывала, что бы такого Хоанфи колкого и едкого сказать, когда они с ним снова пересекутся.
Мысли о том, что они больше не встретятся, она не допускала.
А Масаронг пристроился на сидении напротив, примостился со скрещёнными руками в уголке и приготовился созерцать серые уступы, на огромной скорости перемежающиеся с яркой зеленью рощ. Не тут-то было. Василиса лишила его этого удовольствия и переместилась к нему поближе.
Ещё ближе.
Совсем близко.
В ответ на столь возмутительную вольность телохранитель и глазом не моргнул. Не поморщился даже. Так и остался бесчувственным истуканом сидеть, будто Василиса для него пустое место.
Что ж, ладно, не делом, так словом.
– Слыхал что-нибудь о странных убийствах? Они происходят то тут, то там, строго раз в неделю.
– Не слыхал, – ровно отозвался Масаронг.
– А может, вы с командой сами замешаны и преступника покрываете?
Здесь он не удержался и вскинул брови.
– Сам посуди, – развивала свою мысль Василиса. – Кто-то буквально половину деревни вырезал, причём не единым махом. Неделю за неделей он совершал жуткие преступления, жители били тревогу, но власть и палец о палец не ударила. Неужели не подозрительно?
– Подозрительно, – покосился на неё Масаронг. – Но тебе необязательно в это вникать, мы принимаем все возможные меры. Правда, пока что безуспешные.
– Ага! – возликовала принцева невеста. – Так всё-таки ты мне солгал, когда сказал, что не знаешь, о чём речь. Вот я вас и раскусила. Вы точно его сообщники.
– Откуда такая уверенность? Я не хотел поднимать эту тему лишь потому, что она слишком болезненная. Кстати, ты только что озвучила ещё одну причину, по которой тебе стоит неотлучно находиться во дворце. Снаружи ты подвергаешься большой опасности.
«Ну конечно, сволочь ты моя ненаглядная, – зло подумала Василиса. – Хочешь, чтобы я отсиживалась во дворце, пока снаружи шастает и убивает людей какое-то чудовище. И не просто чудовище, а, может статься даже, мой враг из другого мира, лис-оборотень. Во всяком случае, подробности из рассказа хозяйки ресторана указывают на него».