– И почему это вам, таким совершенным, до сих пор не удалось его обезвредить? – вслух произнесла она.
Задеть за живое не получилось.
Масаронг сидел молча и неподвижно, прижавшись виском к окну.
– Не забивай себе голову, – спустя некоторое время устало отозвался он. – Лучше позаботься о том, чтобы тебя на чистую воду не вывели.
Василиса приуныла, с ногами залезла на своё сидение и тоже притулилась в углу. Ей предстояло крепко поверить в свою ложь.
Она не убегала.
Она потерялась.
И точка.
Потому что в противном случае будет очень много запятых, весьма удручающих запятых в одном зловещем королевском указе, из-за которого голова вполне может потерять связь с телом.
Зачем она только поддалась очарованию Масаронга? Зачем согласилась вернуться?
***
Во дворце было прохладно и тускло. Пахло какими-то отвратительными духами, от которых хотелось чихать. Статуи томных безымянных девиц и грозных (тоже безымянных) воинственных парней слепыми глазами пялились на Василису.
– Нашлась пропажа! – растягивая слова, сказал принц Фанпайя, после чего удовлетворённо потёр потные ладони и принялся расхаживать по тронному залу вокруг своей наречённой, прокатываясь по ней взглядом сверху донизу.
Она ощущала себя пойманной и бессильной. Присутствие принца было ей противно, но разве скажешь о таком прямо в лицо? Вот и приходилось терпеть, выдавливать извинительную улыбку, трепетать ресницами и в ответ на вопросы Фанпайи повторять заученные ранее фразы. Где потерялась? Как? При каких обстоятельствах?
На допросе присутствовал Пирэйн, которого освободили от наказания, как только объявилась Василиса.
– Она прошла сквозь стену, – мрачно упорствовал он.
– Я думала, там не стена, а дверь, – гнула своё беглая (точнее, потерявшаяся) невеста.
За время её отсутствия Пирэйн порядочно исхудал. Хрупкий, аристократично бледный, красивый, как скульптура античности, он садился прямо на плиты пола, им же собственноручно натёртого, и устремлял на Василису взгляд, где скепсис мешался с презрением.
–Дверь? Да кто в это поверит?! – восклицал он.
– Она, наверное, не смогла контролировать дар земли, – предположил лохматый Дадкалато, которого досрочно выпустили из королевской прачечной за примерное поведение.
– Чушь собачья! – вспылил учёный.
– Высочество и его свита, что тут у вас за разборки? – Звонкий голосок и стук каблуков раздались одновременно. В зал вбежала девушка в длинной юбке из слоёв черного фатина и белой рубашке, узлом затянутой на талии. Её взгляд был озорным, приличий она не соблюдала и принцу не поклонилась. Но ей почему-то было простительно.
– Сестрица? – изумился Пирэйн.
– Братец? – передразнила его та, сделав круглые глаза, и скривила своё миловидное личико. – Совсем тебя здесь не кормят. Во что ты превратился, мама дорогая!
– Принц, изверг наш почётный, – обратилась она к Фанпайе, даже не думая прятать взгляд. – А ты-то сам как?
Тот растёкся в безвольной улыбке и поспешил ей навстречу, чтобы обменяться с ней оригинальным рукопожатием, наградить её парой шутливых тычков и получить в ответ лёгкий подзатыльник. Вся его напускная гордость куда-то вмиг запропастилась.
– Они вместе учились в академии, – шепнул Василисе Дадкалато.
Ах, так вот, почему у них такие приятельские, неформальные отношения! И всё же девица в её глазах заслужила уважение, колонку на газетной передовице и отдельный мемориал. Бесстрашная, знающая себе цену. Такую не унизят, такая не потерпит оскорблений, в отличие от неё, Василисы, да.
– Знакомьтесь, кто не знаком, – провозгласил Пирэйн, вскакивая с пола. – Моя сестра Дивина. Изобретательница, кандидат естественных наук и просто хороший человек.
– Я вас помню, – сказала Дивина и подмигнула Василисе. – Вы лежали в том хрустальном гробу и выглядели так печально, что волей-неволей захотелось вас подбодрить…
Изобретательница мечтательно прервалась, думая, как бы сформулировать следующую фразу. Дадкалато встрял, полагая, что она закончила, и сбил её с мысли.