Только вот незадача: ослабить хватку мужчины, что волок её вниз с холма, оказалось ей не под силу.
Глава 3. Дышать
Насолив лису, хитрому девятихвостому духу, Василиса подписала себе приговор. Она не могла допустить, чтобы спасённая ею женщина пострадала, поэтому теперь её саму вели на страдания.
Ей была уготована унизительная участь в браке с нелюбимым. В браке с врагом. Запястье болело в захвате грубых пальцев, ноги ныли и кровоточили.
А она всё никак не могла осознать, что её сила теперь ограничена, что она больше не вольная дриада, которая может творить, что ей вздумается, и ускользать, когда захочет.
Василисе казалось, что всё это происходит не с ней, не наяву, а в каком-то кошмарном сне. И вот сейчас она проснётся… Проснётся…
Проснуться не получалось.
Староста затащил её в затхлую избу, швырнул на занозистый пол – и Василису тотчас обступили старухи в длинных цветастых платьях. Тихие, как призраки, они действовали молчаливо, быстро, сообща, следуя негласной цели. Их ноги по самые икры были замотаны, как бинтами, грязно-белым тряпьём. На морщинистые лбы наползали рогатые головные уборы, символы плодородия. Льняное полотно юбок, покрытое жуткими языческими узорами, колыхалось угрожающе, плотоядно.
Василису подхватили под руки, придали ей вертикальное положение и принялись стягивать с неё платье.
– Что это? Зачем?
Женщины не отвечали, продолжая методично делать свою работу. Хлёстко, до злых, горьких слёз били её хворостинами по бокам, когда она пыталась сопротивляться.
Закончив с раздеванием, Василису подтолкнули к огромной бадье, откуда поднимался пар.
– Залезай, – буркнула та, что стояла к девушке ближе всех.
Дикарку отмыли, обработали ей порезы на ступнях, натерли её кожу какими-то приторными благовониями, расчесали волосы, умастив их душистыми маслами. И ушли, слова не сказав. Оставили отдыхать.
Ждать своего часа, если точнее. Окна в избе были зарешечены; даже если стекло разбить, не сбежишь. Дверь запиралась на прочный засов, опять же, не выбьешь. Василиса попробовала ради интереса – плечом, с разбега. Такой боли она ещё не испытывала.
– Ишь, строптивая! – приглушённо послышалось за дверью. – Никуда не денется. Всё равно замуж выдадим. А уж староста наш строгий, спуску ведьме не даст.
Василиса в бессилии сползла на пол по шершавой стене, сжалась в комок и опустила голову на сложенные руки, тщетно стараясь унять слёзы. Тьма, густая тьма стояла там, в маленьком пространстве, куда смотрели глаза. Закроешь их, откроешь – разницы никакой.
Нет никакой разницы, жив ты или мёртв, если у тебя отнимают свободу.
Василиса резко вскинула голову, заслышав во дворе звуки. Подобралась к окну, подёргала ручку на раме. Конечно же, заперто.
Она протёрла запотевшее стекло.
Снаружи, щурясь, сидел лис – крохотный, пушистый, кроткий. Но она-то знает, каков Фир на самом деле. Ему чуждо сочувствие, он преследует исключительно свои интересы. Страшный оборотень, с которым лучше не встречаться в мрачном лесу, которого следует обходить по широкой дуге, если тебе дорога жизнь.
Лис смотрит и ждёт. Ждёт, что Василиса выберется из западни, в которую угодила. А он, конечно же, не станет ей помогать.
Чтобы достичь высшей ступени, он пожирает людей с твёрдым внутренним стержнем. Лису нужно, чтобы она взрастила в себе свой неповторимый внутренний стержень, и тогда он её съест. И вознёсется на вершину бытия.
Василиса не знала о его намерении, но всё же остро ощутила омерзение, прежде ей не знакомое. С чувством гадливости отодвинувшись от окна, она отогнала панику подальше, собралась с мыслями и разработала план. План заключался в том, чтобы драться, кусаться, царапаться и вообще вести себя как можно более неадекватно. И едва дверь в её клетушку отворилась, каждый из пунктов был в точности осуществлён.
В избу шаркающей походкой проковыляла горбатая старуха, обвитая, как священное дерево, цветными лентами. За нею выросли два мускулистых детины, бородатые, грозные. Против таких разве что громкий крик сработает – и тот лишь ненадолго с толку собьёт.