Василиса сию же секунду вскочила со скамьи, пустила в ход голосовые связки, а затем, легко сшибив старуху, набросилась на опешивших мужиков.
Те быстро пришли в себя. Грубиянку скрутили, затолкали ей в рот какую-то вонючую тряпку и, перебросив через могучее плечо, потащили в неизвестном направлении. Двигались по большей части вниз.
Ступеньки, провонявшие крысами, крошились под тяжёлыми ногами. Затхлость и полумрак, чад от факелов, воткнутых в металлические держатели вдоль закруглённой лестницы, – всё наводило на мысли о подвале, а то и о склепе.
Очень скоро стало ясно, что принесли пленницу не в какой-нибудь подвал или склеп, а в «Чистилище». Так жители именовали заведение, где изгоняли злых духов и просто выбивали из головы дурь.
От воздуха, наполненного мелкой костяной пылью, в горле запершило. В нос ударили запахи гниения. В глаза бросились жуткие инструменты, разложенные по верстаку; железное кресло с кандалами, орудия непонятного предназначения, подвешенные к крюкам на стене из свинцово-серого камня.
– Эта девка одержима дьяволом! Проведите очистительный ритуал. Свадьба на носу.
Вот так, без суда и следствия, Василису приговорили к самым настоящим пыткам.
– Не боись, личико не попортим, – мерзко скалясь, сообщил ей усатый тип с лоснящейся физиономией и гладкой зеркальной лысиной.
Он толкнул пленницу к железному креслу, усадил её и заковал в кандалы так, что она ни руками, ни ногами, ни даже пальцами пошевелить не могла.
Дальше была только сумасшедшая боль и крики, от которых Василиса полностью потеряла голос. Она предпочла бы не вспоминать те адские минуты, что ей довелось пережить в «Чистилище». Впрочем, тьма обморока надежно застелила ужас пыток.
Но теперь Василиса была покорной. Теперь она безропотно соглашалась на всё.
Свадьбу сыграли тем же вечером. Потемневшее небо обложили тучи, не пропуская ни звёздного света, ни сияния луны. На невесте было белое платье, усеянное чёрными иероглифами. Обозначали они плодородие, деторождение, послушание мужу и самоотречение – в общем, всё то, к чему Василиса никогда не будет готова.
По краям от дорожки, усыпанной тонкими шуршащими ленточками, пылали огромные факелы. На пару, шагающую к алтарю, слепо и насмешливо пялились деревянные, кое-как отёсанные идолы-истуканы. Ритмично стучали барабаны. В хрустальную чашу перед группой статуй дробно сыпался горох – очередная ритуальная чушь, призванная задобрить сонмы божеств. Быстро и монотонно читались не то молитвы, не то заклинания, от которых в жилах замерзала кровь.
Деревенский староста шёл рядом, властно и как будто самодовольно удерживая невесту под локоть. Ведьма сломлена, ведьма обезличена. Она станет его покорной рабыней и будет ползать у него в ногах, как ничтожная змея, которую он при надобности раздавит сапогом.
Бракосочетание завершилось ранением ладоней черепками от разбитого горшка, где хранился прах какого-то там старца. Кровь будущих супругов вылили в две чаши с водой. Муж пил чашу жены, жена – чашу мужа. Василису едва не вырвало на атласный жилет старосты.
Это она ещё просто была не в курсе, что такое в здешних краях первая брачная ночь.
Как только церемония подошла к концу, староста с силой сжал запястье новобрачной и, не встретив с её стороны особого сопротивления, потянул её к себе в жилище. Дети – чумазая малышня – бросились от двери врассыпную, едва та отворилась. Безмолвная первая жена – Василиса на секунду встретила её безнадёжный, затравленный взгляд – жалась к стене и была словно увядший цветок, дряблая, отмеченная смертью.
Новоиспечённый муж втолкнул Василису в полутёмное помещение, без усилий оторвал её от пола и бросил на кровать, после чего задвинул на двери массивный засов. За окном каркали вороны, за дверью выли дети (похоже, и те, и другие были прекрасно осведомлены о том, что сейчас произойдёт).
«Это не я, это не со мной», – высохшими губами твердила Василиса, пытаясь приподняться на локтях. Она слышала свой сиплый шёпот и обмирала от ужаса. Казалось, шепчет вовсе не она, а губительный морок, тянущий к ней когти из загробного мира.