Ощущения были довольно необычными, словно она провела не десять потрясающих минут в объятиях роскошного мужчины, а целый час на тренировке повышенного уровня сложности.
– Нельзя так, – сказала она себе. – Если я хочу жить, так определённо нельзя. Хоанфи не из тех, кого можно обмануть. Он точно меня убьёт.
Она возвращалась к себе под гулкими сводами, наступая на пятна от цветных, пронизанных солнцем витражей и топча на лестницах алый ковролин. Откуда-то доносилась мелодия умиротворяющей мандоры, популярного щипкового инструмента в здешних краях. Наверное, Дадкалато развлекается, подумала Василиса, даже не догадываясь о том, что шут разучивает новую песню, посвящённую именно ей, его музе и вдохновительнице.
Извечный щебет птиц в цитрусовом саду за окнами в кои-то веки сменился дробью слепого дождя. Прежде Василиса воспринимала его по-разному. Иногда дождь звучал как кипящая кастрюля на треноге для кемпинга, и тогда казалось, будто весь мир в чём-то варится, а ты варишься вместе с ним.
Но чаще он напоминал колыбельную, под которую можно было спокойно заснуть после череды тревожных дней.
Сейчас ей тоже хотелось уснуть, закрыться от всех в коконе одеяла, чтобы надёжно погрузить в самую свою потаенную глубь всё, что связано с Масаронгом. Чтобы никто не догадался, что она испытывает к нему.
Но чувства были такими яркими, красочными, объёмными… Она боялась, что их будет нипочём не уместить там, внутри.
К её великому прискорбию, на сей раз коридоры не пустовали. Ей навстречу в быстром темпе двигался Пирэйн. И кажется, он был погружен в себя. Правда, недолго. Завидев Василису, учёный поспешил преградить ей путь и увести её под локоток к ближайшему подоконнику.
– А я как раз тебя искал. – Радость в его голосе мешалась с надломом человека, который понял, что обречён, сделал выводы и решился на серьёзный шаг. – Не уделишь мне минутку?
Его взгляд был пронзителен и долог, губы – сложены в наглухо застёгнутую усмешку, щёки горели непривычным румянцем.
– Прости, – выдавила Василиса. – Я…
– Она сейчас дико занята, – подоспела ей на выручку Дивина и нагло ухватила её за второй, свободный локоть. Та благодарно обернулась к ней.
Есть люди как воздух и люди как тишина. Их порой даже не замечаешь, но без них не выжить. Дивина как раз была из этого воздушно-тишинного племени. С ней можно было обсуждать всё на свете и не бояться выглядеть глупо. С ней было приятно помолчать, потому что молчание не повисало в пространстве вязким комом неловкости.
– Да, мне правда надо бежать, – встрепенулась Василиса. Она высвободила руку из деликатного захвата Пирэйна, и учёный будто бы с облегчением кивнул.
– Бегом ко мне в мастерскую, – шепнула ей Дивина и потянула её за собой.
Глава 21. Внимание, гусь!
В Дивине пленяло всё: и озорство во взгляде, и всепобеждающая улыбка, и воинственная, никем не покорённая красота. Изобретательница была подобна перелётной птице, которая остаётся там, где захочет. Которую не удержать, если воцаряются холода.
Она спустилась в подвал, несколько раз свернула по узкой мрачной кишке, которая, судя по направлению, завивалась спиралью. И очутилась в мастерской.
Зажёгся свет.
– Автор этого шедевра умеет доводить до экстаза, не так ли? – поинтересовалась Дивина, ткнув пальцем в пятно на шее Василисы (волосы, жалкое прикрытие, успели растрепаться и обнажить улику). – Перестань, тут нечего стыдиться. Давай лучше научу тебя профессионально скрывать следы. Полезный навык.
Она отошла и принялась двигать ящики с инструментами, чтобы добраться до кое-чего секретного. Грохот, скрежет, звон металла о металл… М-м-м, музыка для ушей того, кто разбирается в теме. К Василисе изобретательница приволокла тяжёлый короб, под крышкой которого обнаружилась уйма всевозможных тюбиков, баночек и кистей.
– Храню их на случай кризиса, – краем рта усмехнулась Дивина. – Ну, давай. Посмотрим, что тут у нас.
Усадив подругу на скрипучий крутящийся табурет, она навела на неё раструб гнущейся лампы и приступила к процедуре под кодовым названием «штукатурка». Тональный крем, пудра, маленькая кисть кабуки… Вот так, отлично, очень хорошо.