А если он, как какой-нибудь ревнивый муж, решил упёрто дожидаться её прихода, чтобы впоследствии закатить на ровном месте скандал из-за того, что поздно пришла, пусть примет поздравления: он только что состоялся как набитый дурак.
В качестве акта неповиновения она крутанулась на носках, скрестила на груди руки и задрала голову к меловым сводам. В подвале не было ни души и стояла тишина, о какой говорят: «загадочная», «всеобъемлющая», «густая». В густоте этой тишины можно было, как нечего делать, потерять себя.
И Василиса, похоже, потерялась.
На четвёртом или пятом повороте она вдруг поняла, что ходит кругами, и что вон та выбоина в стене под облезлым плафоном уже порядком въелась в память.
– Полный отстой, – сказала себе она. Точнее, прошептала. Но шёпот вышел на редкость звонким. Он размножился под действием эха и унёсся в мрачную даль туннеля, где его поглотило небытие.
На его место заступил вполне отчётливый хруст.
«Хрм! Хрм! Хрм!» – уверенно жевал кто-то в тёмном ответвлении коридора.
«Кр-рак! Кр-рак!» – ломалась на его зубах хрупкая субстанция.
Затем к этим звукам прибавилось сочное чавканье, и у Василисы начали сдавать нервы.
– Эй! Кто там? – позвала она. Помалкивала бы, честное слово!
Но она снова крикнула: «Кто там?» – и позади неё на расстоянии всего нескольких шагов противно скрипнула дверь. На пол лёг тонкий, выдохшийся лучик света, словно границу прочерчивая: вот, куда тебе надо. Сюда, иди сюда…
Зачем только Василиса пошла!
Она открыла дверь и двинулась в полумрак. Поверхность, похожая на лесную подстилку, хрустела и крошилась под подошвами. Кто-то в дальнем углу возился, чавкал и шумно пил, высасывая жидкость из объекта, для этих мероприятий явно не предназначенного. В круге размытого света показалась тень – её отбрасывала на стену не то корона, не то острые звериные уши. Василиса различила взмах пышного хвоста. Ой, нет, наверное, померещилось.
А затем у неё под ботинком с треском переломилось нечто выпуклое и бугристое, отчего она чуть не потеряла равновесие. В логове хищника погас свет.
До неё донеслось сдавленное рычание. Мягкие тяжёлые лапы прошлись по неровному полу, где были разбросаны – теперь она могла бы сказать наверняка – обглоданные кости.
Василисе показалось, что внутри у неё нажали на кнопку и перекрыли поток мыслей. Осталось лишь разрастающееся маслянистое пятно страха, вбирающее в себя всё без разбора, как ненасытный зрачок Вселенной, как чёрная дыра.
Цепенящий ужас, ватные ноги, озноб и лёд в крови – все эти чувства уже были ей знакомы. Но она ещё не придумала способа, как от них избавиться. Её, как правило, избавляли. В прошлый раз Хоанфи. А теперь…
– Быстрее! – Тихий оклик шута она услышала как сквозь слой вязкого тумана, а вот за руку её схватили вполне реально. Длинные, артистичные пальцы. Пальцы, которыми играют на музыкальных инструментах, которыми рисуют картины. Которые сами заслуживают того, чтобы их нарисовали.
– Дадкалато? – удивлённо выдохнула Василиса.
– Что стоишь? – вопросом на вопрос ответил тот и потянул её за собой.
Она слабо себе представляла, что бы случилось с ней, если бы не он. Зверь, невидимый в темноте, был великолепно слышен (спасибо усеянному костями полу) и, кажется, не намеревался отступать.
Как только она вслед за шутом выбежала в туннель подземелья, Дадкалато стремительно захлопнул дверь – та оказалась железной и довольно прочной. И в эту дверь изнутри сразу же вмазалась чья-то туша. Надо полагать, мохнатая и страшно прожорливая. А еще невероятно крупная, мощная, тяжёлая.
Зверь по ту сторону гулко дышал, бился о преграду, разъярённо драл когтями дверную обивку, пока не добрался до основания, пока когти не проткнули металл.
– Беги! – велел шут и подтолкнул Василису в спину. – Убегай, не тормози! – почти закричал он. – Ты не знаешь, как он опасен!
– А как же ты? – вырвалось у неё.
– Не думай обо мне. Просто беги!
И она опрометью бросилась прочь, не замечая, как льются слёзы из глаз, игнорируя боль в боку и грохот сердца, бьющегося где-то в горле. Она мчалась, не чуя ног.