Стебель, преисполнившись послушания, свернул знамёна (то есть, цветки с листьями) и уполз восвояси.
А Василиса приступила к плетению ловца.
Она вязала узлы и петли, нанизывала бусины на нити и напевала старую дриадскую песенку о том, что все мы так или иначе живы – если не в пространстве, то в памяти – а смерти нет, нет, нет. Что каждый враг на самом деле желает тебе добра. И если сердце твоё расколото от множества бед, не склеивай его, брось, оставь таким. И будешь непобедим.
Ловец снов получился лесной, с изумрудными бусинами, в которых играл свет. С бусинами-каплями, похожими на выступившую из-под коры смолу. С салатовыми ленточками и пятнистыми бурыми перьями, видавшими горы, моря и вершину небес.
Василиса подвесила его по центру перекладины для штор, и ветер из сада тотчас с интересом принялся ощупывать продукт рукоделия.
А у неё словно груз с плеч свалился. Долг выполнен. Оберег готов. И пусть для кого-то плетение лишь бессмысленный ритуал, для неё оно – необходимость, продиктованная интуицией. На первый взгляд логика здесь и не ночевала, но…
Это «но» белёсым призрачным облачком вдруг влетело в окно и мгновенно запуталось в паутине ловца. Василиса вздрогнула, распознав в облачке лицо почившего шута. Оно было обрамлено короткими голубиными крылышками в количестве восьми штук. Ни рук, ни ног, ни тела человеческого у него не наблюдалось.
– Какая милая ловушка! – приятным ангельским голоском пропел Дадкалато, раскачивая ловец снов. – Это для меня, да?
– Д-для тебя, – запнувшись, пробормотала Василиса и присела на краешек кровати. Точнее, попыталась присесть. Мимо кровати она промахнулась и рухнула прямёхонько на пол.
Она же не перегрелась, нет?
– Извини, если напугал. Странный у меня облик, верно? – заулыбался восьмикрылый. – А ведь это всего лишь моя истинная натура. До дня моей смерти она была заперта в эльмирийском теле, а сейчас вот, на волю вышла. Примешь меня таким?
– Приму! – благоговейно закивала Василиса. – Конечно, приму.
– Вот и чудесно. Если бы ты отказалась, пришлось бы мне целую вечность скитаться без пристанища. Ведь при жизни моё сердце было отдано тебе… Ох, ты, наверное, и не догадывалась.
– Но кто же ты такой? – спросила Василиса, обмирая от осознания того, что ещё один оказался пленён её красотой.
– А, ну это… – замялся призрак. – В небесной канцелярии мне сказали, что я дух, покровитель искусства. Кто-то вроде музы.
– И тебя убили из-за меня, – удручённо заключила та. – Ты в курсе, что свалял страшного дурака, когда остался в подвале один на один со зверем?
– Я мало что помню о той ночи, – признался призрак, поудобнее устраивая крылья меж нитей ловушки. – И, если честно, не очень-то хочу вспоминать. С небес меня отправили обратно на Эльмирию, потому что здесь, по их словам, меня ждёт персональный рай. Ты. Быть рядом с тобой для меня высшее наслаждение. И омрачать это наслаждение я не намерен, – припечатал дух с серьёзным, решительным видом.
Василиса представила, как взбеленится Хоанфи, когда узнает, что к ней прибился очередной, теперь уже бесплотный поклонник, что его невозможно убить и это проклятье с ними навсегда.
Она пока не определилась, радоваться ли ей по этому поводу или переживать. Но радость всё же перевешивала. В воображении тотчас нарисовалась возмущённая физиономия мастера, и Василиса невольно прыснула.
– Люблю твою улыбку, – подали голос из ловца снов.
– Замечательно. Только при Хоанфи ничего такого не говори, ладно? И вообще, если он сюда войдёт, можешь притвориться, что тебя нет?
Наверное, фраза прозвучала резче, чем следует. Не исключено, что Дадкалато даже оскорбился. Он сделал вид, что не расслышал, и продолжил раскачиваться внутри амулета.
А в воздухе воцарилась неловкость.
Чтобы разрядить атмосферу, Василиса уцепилась за мысль:
– Ты упоминал про истинную натуру. Можешь рассказать подробней?
– А почему бы нет! – оживился восьмикрылый. – В общем, слушай. У каждого коренного жителя Эльмирии эта натура своя. Мы далеко не так просты, как может показаться. И похожи на людей лишь на первый взгляд. Под человеческой оболочкой скрываются разные существа. Духи добрые и злые, выходцы из сновидений, вершители. Кто угодно.