Он вышел из дворца с сознанием исполненного долга и с намерением воротиться к себе в мастерскую. А покуда шел, со всем пылом своих двадцати трех лет возжелал Иезавель. И попросил Бога, чтобы когда-нибудь в будущем послал ему женщину из Ливана, ибо они прекрасны собой, кожа их смугла, а зеленые глаза исполнены тайны.
Остаток дня он провел за работой и ночью спал крепко. А наутро, еще затемно, его разбудил левит: Иезавель убедила царя, что пророки — помеха и угроза росту и усилению Израиля. И воины Ахава получили приказ казнить тех, кто не захочет отказаться от священного предназначения, которое дал им сам Господь.
Впрочем, Илии права выбора не предоставили — его велено было убить.
Покуда два дня и две ночи они с левитом прятались в конюшне на южной окраине Галаада, четыреста пятьдесят раби были убиты на месте. А большая часть тех, кто расхаживал по улицам, стегая себя плетью и предрекая конец света из-за всеобщего упадка нравов и безверия, согласились перейти в новую веру.
Раздался глухой удар, потом вскрик. Илия, потревоженный в своих раздумьях, обернулся к спутнику:
— Что это?
Но ответа не получил: левит рухнул наземь: из груди его торчала стрела.
А стоявший впереди воин уже готовился снова натянуть тетиву. Илия оглянулся по сторонам — все окна и двери закрыты, солнце сияет на небе, и веет легкий ветер с моря — он столько слышал о нем, но никогда не видал. Убежать? — Но ведь стрела настигнет его прежде, чем он успеет завернуть за угол.
«Если суждено мне погибнуть от стрелы, то пусть она поразит меня не в спину», — подумал он.
Воин уже поднимал лук. Илия к собственному удивлению не чувствовал страха, ни безотчетного желания выжить — он вообще не испытывал никаких чувств: ему казалось, будто все это определено давным-давно, а он и этот лучник лишь исполняют роли в драме, которую не они сочинили. Он вспомнил о детстве, о том, как хорошо было в Галааде и утром, и под вечер, вспомнил, что в мастерской ждет его брошенная работа. Вспомнил мать с отцом, которые так не хотели, чтобы сын их стал пророком. Вспомнил зеленые глаза Иезавели и улыбку царя Ахава.
Подумал о том, как глупо умирать в двадцать три года, даже не познав женщину.
Прянувшая с тетивы стрела прочертила воздух, прожужжала мимо правого уха Илии и воткнулась в придорожную пыль у него за спиной.
А воин уже вкладывал новую и прицеливался. Но вместо того чтобы выстрелить, он пристально поглядел в глаза Илии.
— Я — самый меткий стрелок во всем войске Ахава, — сказал он. — Уже семь лет, как я не давал промаха.
Илия поглядел на мертвого левита.
— Эта стрела предназначалась тебе. — Руки, державшие лук, дрожали. — Илия, ты — единственный пророк, обреченный на смерть: все прочие могут спастись, приняв веру Ваала.
— Что ж, заверши начатое.
Собственное спокойствие удивило его. Столько раз, прячась в конюшне, представлял он свою гибель, а теперь видел, что напрасно мучился: еще мгновение — и все будет кончено.
— Не могу, — ответил воин. Руки его ходили ходуном, не давая прицелиться. — Уходи прочь, сгинь с глаз моих, ибо я думаю, что сам Господь отклоняет стрелы мои от цели. И Он проклянет меня, если мне все же удастся убить тебя.
И вот тогда, в тот миг, как Илия понял, что может выжить, вновь охватил его страх смерти. Еще есть возможность когда-нибудь увидеть море, встретить женщину, зачать ребенка, докончить работу.
— Не тяни, убей меня скорее, — сказал он воину. — Видишь — сейчас я спокоен. А чуть промедлишь — снова начну тосковать по всему, что утрачу.
Тот оглянулся по сторонам, убедившись, что никто их не видит. Потом опустил лук, спрятал стрелу в колчан и скрылся за углом.
Илия почувствовал, как ослабели ноги — страх набросился на него со всей силой. Надо немедля бежать, скрыться из Галаада, чтобы никогда больше не предстать перед воином с натянутым луком, нацеленным тебе в сердце. Он ведь не сам выбрал себе такую судьбу и к Ахаву отправился не затем, чтобы похвастать перед соседями — я, мол, разговаривал с царем. Не он виноват, что перебили пророков. Не он ответствен даже и за то, что однажды почувствовал, как замерло время, что увидел: мастерская превратилась в черную дыру, где мерцают бесчисленные светящиеся точки.