Господи, сколько всяких сообщений, версий! Кажется, в своей жизни я никогда не читал столько писем и документов. Они лежат дома на моем столе пачками. И еще — этот Ержи Ястребски, который сам, водителем и экспедитором, таскался по дороге Кенигсберг — Пиллау с таинственными ящиками. У какой тюрьмы их, эти ящики, сгрузили? У следственной, той, что на бывшей Бернекерштрассе, ныне действующей? Или той огромной тюрьмы, в районе университета, кажется, на Паульферштрассе? Сейчас в ней какие-то кабельные сети расположились. Где адрес этого Ержи Ястребски? Может, о нем что-нибудь знает Марек, с которым мне предстоит встретиться в Гданьске? А, тут еще есть приписка: «В 1973 году Эрих Кох сообщил судебным исполнителям, что Янтарная комната по его распоряжению специальной группой особо ответственных исполнителей, которыми командовал „О. Р.“ (приписка Георга Штайна: „Это Отто Рингель?! А кто-то утверждал, что он просто литературный герой!“), была эвакуирована из Кенигсберга в Данциг (Гданьск) и там погружена на транспортное судно, для отправки в один из портов Германии (приписка Георга Штайна: „На какое судно? Этот болван мог сообщить, на какое именно? Эти судебные исполнители, польские, могли вытянуть из Коха признание: достигла „Бернштайнциммер“ точки своего конечного пути? В Саксонию она „уплыла“? В какое-то другое место?“)».
Как ужасно храпит этот пассажир, что лежит этажом ниже!..
— Вы копилку уже осмотрели? — спрашивает меня директор Варшавского Королевского замка профессор Александр Гейстор.
Да, конечно. Не только осмотрел, но и сфотографировал во всех ракурсах, возможно, мы будем делать именно такую.
— Эта идея, поставить копилку для сбора средств на восстановление разрушенного во время войны замка, возникла в 1970 году. В следующем она уже стояла. Сколько собрано денег? Минуточку… — Профессор достает из стола объемистый журнал. Он худощав, тщательно одет, свежая белизна рубашки, умело завязанный узел галстука. Прекрасная русская речь, но профессор знает не только русский — и английский, немецкий, может говорить по-испански и по-французски. Листает.
— Знаете, у нас нет полных данных, сколько денег собрано через копилку на сегодняшний день, но, например, с 1971 года по 1984-й пожертвования составили… м-м-м… сумму в один миллиард пятнадцать миллионов четыре ста двадцать одну тысячу девяносто три злотых… — Смотрит на меня. — Хоть у злотого и не очень высокая покупательная способность, инфляция, но все же: миллиард! — Вновь смотрит в журнал. — Да, и еще — миллион восемьсот двадцать одна тысяча двести двадцать шесть долларов.
Отодвигает журнал. Поясняет:
— Надо сказать, что больше всего денег поступило тогда, когда мы только начали их собирать. Когда поляки и гости Варшавы видели руины Королевского замка. Как только появились стены, крыша, засверкали стекла в окнах — приток денег поубавился.
— Замок весь построен именно на эти пожертвования?
— Нет. Этого бы нам никогда не хватило. Много денег в строительство вложило государство. Как сейчас? В год поступает четыре-пять миллионов злотых, волна как бы откатывается, но тем не менее… Как копилка охраняется? Никак. Нет никакой охраны. Нет какой-либо сигнализации. Нет, нападений на копилку не было. Попытки хищения денег? Нет, что вы. Разве такое возможно?.. Как производится съем денег? Уже многие годы этим занимается группа пожилых людей, ветеранов войны, обычно раз в квартал. Комиссия из девяти человек. Деньги складываются в мешок, их несут вот в ту комнатку, высыпают на столы, и ведется подсчет, составляется акт и деньги отправляют в банк. — Снимает очки, дует на стекла, протирает их замшей. — Да, денежная волна схлынула, а эксплуатация замка стоит так дорого, да и реставрация множества его залов, вы уже осмотрели замок?