«Тут сто, — слышу я голос нашей бухгалтерской „половинки“ Любы, которая работает в Фонде на полставки, — кладите вот сюда». Прав оказался директор Королевского замка пан доктор Александр Гейстер: после первого, довольно значительного «съема» почти в 4 тысячи рублей, волна пожертвований схлынула, и денег в копилку стало падать меньше, но уж сколько есть, столько и есть. Мог ли я предположить, что спустя столько лет буду вновь собирать медяки? Теперь для деятельности Фонда культуры? Однако подсчет денег — дело долгое, а у меня сегодня будут гости — барон и баронесса фон цур Мюлен, и надо подготовиться к их приему, времени в обрез…
Да, времени в обрез! Элегантный, розоволицый, весь пышущий здоровьем и устойчивым благополучием, барон Бенгт фон цур Мюлен то и дело поглядывает на часы и снимает, снимает, снимает. Время от времени он коротко и быстро говорит, а его очаровательная жена держит в руке диктофон, делает запись, дополняя барона и своими наблюдениями. Барон — владелец фирмы «ХРОНОС ФИЛЬМ», находящейся в Западном Берлине. Журналист, публицист, кинооператор и режиссер фирмы, а его жена Ирмгардт — сотрудница и сценарист его фильмов, монтажер и художник, общественный, как и барон, деятель. Снимают они сейчас обширный, кажется двадцатичастевый, фильм «Двадцатый век». Они первые кинематографисты Западного Берлина, путем невероятных усилий и хитроумных ухищрений «пробившиеся» в Калининград, чтобы сделать видеофильм о прошлом и настоящем нашего города.
Времени в обрез. Срок приезда в этот наш «таинственный» для западного человека край, в своеобразную «терра инкогнита», крайне мал, а хочется увидеть так много. Барон! Вы современный первооткрыватель, вы Колумб, ваш фильм будут смотреть с таким же интересом, а может быть и большим, чем фильм о посещении каких-нибудь индейцев-«змееловов», обнаруженных в самых неизученных глубинах таинственной, непонятной и страшной страны Амазонии!
Мчим по улицам и площадям города. Барон не выпускает из рук видеокамеру, снимает все подряд: дома, магазины, трамвайные остановки, ржавые, переполненные мусором ящики, киоски, толпы куда-то спешащих, втискивающихся в трамваи людей. Машина то и дело ужасно сотрясается. Как ни старается шофер, но колеса нет-нет да и попадают в асфальтовые дыры, в которых виднеется серая, ровная, матово поблескивающая брусчатка. Барон удивленно пожимает плечами, думает, наверно: «Как это понять? Куда смотрят местные власти? Они что, не ездят по городу? На вертолетах летают? Случись такое, хоть одна вот такая дыра, в Западном Берлине, наверняка бы мэр города потерял свое кресло!» Так ли он думает или нет, но спрашивает меня, зачем брусчатку, этот привезенный из Швеции или Норвегии гранит, залили асфальтом? Простите, но ведь это… гм, ну, к примеру, то же самое, что раму настоящего красного дерева покрыть серебрином. Ведь квадратный метр брусчатки стоит примерно столько же, сколько несколько сот квадратных метров асфальта!.. Господи, что я ему могу ответить? Этот вопрос уже давным-давно мучает и меня: зачем? Тем более что и для новых-то улиц гудрона не хватает, вот, пожалуйста, дыры заляпать нечем. А вот это, смотрите, отвлекаю я его, бывший Зюйдбанхоф, он совершенно такой, какой и был всегда.