Барон снимает, Лена, симпатичная интуристовская переводчица, переводит наши разговоры, Ирмгардт то посматривает в карту, то проверяет, крутится ли пленка в диктофоне. Вот справа сейчас — стадион «Балтика», бывший плац имени Эриха Коха, а слева — Тиргартен. Во время штурма Кенигсберга все животные погибли, один бегемот Ганс уцелел, хотя и был весь изрешечен пулями, но это, барон, особая история, а вот там, видите — золотая птица на шпиле? Это бывшая кирха Луизы, ее хотели взорвать, но, помните, я говорил про мэра города Денисова? Он отстоял кирху, уж и не знаю, как уговорил высокое начальство и здесь и в Москве, добыл материалы, медь на шпиль, деньги, и это великолепное здание уцелело. Теперь там детский кукольный театр… да-да, понимаю вас, но лучше уж кукольный театр, чем груда развалин!
А теперь мы въезжаем в самый уютный уголок города, в бывший район Амалиенау, тут все почти как и было: старые каштаны, зеленые газоны, эти красивые, своеобразной архитектуры дома. Вы спрашиваете, какая это улица? Улица Пушкина, ах, как называлась раньше? Это бывшая улица Гёте. Барон опускает камеру. Оборачивается. Он не может и слова вымолвить, господи, конечно, это какая-то чушь собачья, театр абсурда, уж сколько об этом говорено-переговорено, сколько возмущенных писем приходит и в наш Фонд культуры: почему бывшая улица Бетховена стала улицей Кирова, улица Моцарта переименована в улицу Репина, Баха — в улицу Георгия Димитрова? Улица имени великого художника А. Дюрера стала Лесопарковой, а Гофмана — Эпроновской. Тут мне пришлось попытаться объяснить и барону, и Ирмгардт, что же это такое: «Эпроновская»? Попытался и не смог. Помню, что-то с водолазными работами связано; но как расшифровать слово «эпрон»?
— Поверьте, уважаемые гости, это и наша боль, мы же ведь не в Стране дураков живем, но, во-первых, как бы это помягче выразиться, среди нас еще столько неуемных людей, в том числе и среди тех, кто вот такое навыдумывал, правда, не сегодня и не вчера, а тогда, когда город только поднимался из руин. Может, они и слышать-то не слышали о Бетховене, Бахе, Моцарте, а уж тем более о Дюрере и Гофмане? А во-вторых, я сказал: «Наша боль», но это и не совсем так, еще и сегодня очень многие считают, что так и должно быть, вот же как-то в нашей областной газете один капитан первого ранга в отставке написал: «Никак нельзя согласиться с тем, что великий немецкий поэт и мыслитель И. В. Гете для русского человека дороже имени гениального русского поэта А. С. Пушкина…» Этому человеку не понятно, что великое есть великое, что смешно и глупо считать своего, русского более великим, выше другого великого человека, если тот немец! Культура не может быть «моей» или «твоей», «своей» или «чужой», культура — или она есть, или ее просто нет. По-русски это называется «квасной патриотизм», а что касается величия Александра Сергеевича Пушкина, то думаю, что ему было бы очень горько узнать, что кто-то пытается измерить его и любимого им Гёте, с тем чтобы определить: кто выше?
Однако простите, теперь мы едем по бывшей Хуфеналее ко мне на улицу лейтенанта Катина, бывшую Штеффекштрассе. Карл Штеффек был замечательным художником-анималистом и портретистом, президентом Кунстакадемии. Вот мы уже и на моей улице, кстати, мы как-то оставили в стороне тему Янтарной комнаты, так вот видите озера, что справа и слева от дороги? Вот это озеро — Хаммер Тейх, в одном из документов Георг Штайн писал, что тут надо как следует поискать, якобы какие-то металлические ящики были утоплены либо тут, либо в озере Фюрстентейх, оно вон там, чуть севернее, за теми деревьями. Дело в том, что весь этот район, а называется он Ландграбен, все эти земли как бы принадлежали Эриху Коху, он тут охотился на зайцев и уток, а чуть севернее находится его имение «Фридрихсберг», и якобы именно оттуда были вывезены какие-то ценности, упакованные в водонепроницаемые ящики, и утоплены в этих озерах. Хаммер Тейх как-то спускали, но, увы, кроме винтовок в его иле ничего обнаружить не удалось, а в озере Фюрстентейх поисковые работы еще не проводились… Но вот мы и приехали. Не бойтесь, эти мои таксы только ужасно лают, но не кусаются. Дом? Я тут живу уже долгие годы, номер у него такой, какой и был, тут жила семья Франца Фердинанда Мюллера, кажется, я вам об этом говорил. Вот сюда, устраивайтесь, сейчас жена что-нибудь приготовит, а мы пока поговорим, а, все уже готово, тогда за столом поговорим.