Однако вернемся в Кенигсберг сорок второго, в замок, к Роде и его сокровищам. «В сорок втором году Роде показывал мне Янтарную комнату, — спустя двадцать пять лет рассказывал профессор Берлинского университета имени Гумбольдта доктор Герхард Штраус, бывший ответственный сотрудник музейного ведомства Альфреда Роде. — Мы с ним были давно и хорошо знакомы, это был до фанатизма влюбленный в янтарь человек. Вначале он мне показывал „Бернштайнциммер“ тайком, лишь сами панели, которые еще не были смонтированы, потом я увидел уже всю комнату в помещениях южного крыла замка. Это действительно было какое-то чудо! Я был поражен, потрясен и очень озабочен. Пораженным я чувствовал себя перед лицом условий, при которых я оказался в Янтарной комнате. Я вдруг почувствовал и себя соучастником грабежа, хотя абсолютно никакого отношения к этому не имел, но все же!.. Мое смущение еще больше возросло после того, как Роде показал мне и другие ценности, „арестованные“ в Советском Союзе и доставленные в Кенигсберг из Киева и Одессы…
И вот что меня еще поразило: некая таинственность, с какой показывал мне все это Роде. Что он скрывал? Что знал, чем томился? В какой-то полутемной комнатке замка, понизив голос, буквально шепча мне в ухо, Роде сообщил мне о том, что Кох оставил за собой полное право распоряжаться теми произведениями искусства, которые попали в Кенигсберг. Он, Кох, и никто другой! Позже мне многое стало ясно: награбленные ценности были превращены не только в средство личной наживы, но и в своеобразный объект политики, политической, международной спекуляции. И Кох, и его единомышленники намеревались превратить все эти награбленные сокровища в объект политической торговли, используя все это для достижения своих целей, угрожая в противном случае просто уничтожить все то, что столетиями создавалось великими людьми человечества… Осмотрев комнату, я посоветовал Роде демонтировать ее и, уложив в ящики, отправить в подвал. Мало ли что случится? Предположим, массированный налет на город английской или советской авиации? Неужели можно допустить, чтобы это чудо погибло? „Погибнет? Если погибнет, то только со мной, — сказал Роде. И, помедлив, добавил: — Я просил Коха разрешить это сделать, но гауляйтер обвинил меня в трусости, паникерстве и запретил убирать Янтарную комнату в подвалы замка…“»
…Документы, бумаги, черные, с цепкими, когтистыми лапами, глазастые и свирепые орлы. «Секретно!», «Совершенно секретно!», «ЛИЧНО!» «Немедленно, срочно вывезти…», «…отправить тотчас при получении этого документа, с первым же транспортом…», «…в целях сохранения», «…в интересах родины и партии…» Энергичный, неистовый в своем поиске сокровищ личный порученец фюрера Ханс Поссе умер, но идея создания «Музея народов» — «Операция Линц» — конечно же осуществлялась, и, пожалуй, с еще большей энергией.
«Дорогой партайгеноссе Гиммлер! В качестве специальных сотрудников, в чьи функции по распоряжению фюрера входит определение особой ценности произведений искусств, поступающих в Германию, определены следующие лица: 1) по картинам и мелкой пластике — профессор доктор Фосс (Дрезден, Государственная картинная галерея); 2) оружие художественного исполнения — профессор доктор Рупрехт (Вена, Ноебург); 3) по монетам и медалям — директор доктор Дворшак (Вена, Художественно-исторический музей); 4) по книгам и рукописям — доктор Фридрих Вольффхарт (Грундльнзее-Обер-Донау). За последние месяцы органами безопасности были непосредственно изъяты и использованы находившиеся в Штасмарке различные художественные собрания, что абсолютно недопустимо. Исходя из этого, прошу вас самым настоятельным образом выполнять указанные предписания о всех собраниях подобного типа, немедленно докладывать перечисленным выше указанным фюрером сотрудникам… Хайль Гитлер! Ваш — Борман».
Шел уже сорок четвертый год. Войска Красной Армии продвигались к границам Восточной Пруссии, а «Операция Линц» продолжалась! Весной Кенигсберг был объявлен зоной первой категории воздушной опасности. Роде наконец-то получает разрешение Коха демонтировать комнату, и вскоре, уложенная в ящики, она отправлена в глубокие сводчатые подвалы замка. Вряд ли хоть какая бомба, самая крупная, могла бы пробить эти многометровой толщины своды. Под всем замком были такие подвалы, но Роде выбрал те, что были непосредственно под его, Роде, канцелярией. «Янтарная комната погибнет вместе со мной, — сказал он своим сотрудникам. — Но эта бомба, которая пройдет через мою канцелярию, должна быть весом не менее тонны…»