Как все странно и удивительно, как все сложно. Годы войны! Такой страшный, голодный, полный лишений для меня блокадный год. «Мой дорогой, милый сынок Отто, отец сердится, но я каждый день хожу в Юдиттен помолиться, чтобы Бог охранил тебя от русской пули»… Весной того года я уже был «отловлен» в одном из подвалов и «определен» в воинскую часть воспитанником, «сыном музвзвода», но мы и в Ленинграде почти не играли, а все копали, копали и копали. Начав «предавать земле» убитых и умерших от голода людей в Ленинграде, я закончил рыть могилы в Кенигсберге. Подсчитать бы, сколько я закопал людей, может, население целого города, а то и маленькой страны?.. «С прискорбием сообщаем, что ваш сын Отто Фердинанд Мюллер, отважный германский воин, настоящий пруссак, пал в битве против подлых большевиков, прославив в веках своего Фюрера, народ и Отечество»… Спите, все убитые в войне, спокойно. Все это было. Вы были.
Однако: Роде! Почему он остался в Кенигсберге? Что его тут так удерживало? Или — удерживали? Чьи и какие замыслы осуществлял он в дымящемся, пропахшем порохом и мертвечиной, раздолбанном британскими бомбами и русской артиллерией городе?
Прежде чем мы попытаемся разобраться в этом, следует обратить внимание на одну из папок архива Георга Штайна, на документы, в которых чаще всего повторяются три фамилии: Роде, Барсов и Рингель. «…Сейчас меня очень интересует некий ПРОФЕССОР-АРХЕОЛОГ В. БАРСОВ, вместе с войсками Красной Армии прибывший в Кенигсберг для отыскания российских, украинских, белорусских и прочих сокровищ, а также — Янтарной комнаты, — читаем мы в одном из его писем. — Что узнал он? Нашел если уж не „Бернштайнциммер“, то что-либо другое? Исчезнувшие картины Корнелиуса Флориса, которые, как нам известно из некоторых документов, были упрятаны в герцогском склепе? Почему он ничего не смог выведать у Роде?»
Этот «профессор-археолог Барсов» появляется и в материалах немецкого писателя Ганса Крумбхольца, в его очерках «Замки — Янтарь — Голубая земля»: «Пятнадцатого января Красная Армия перерезала все выходящие из Кенигсберга железнодорожные и шоссейные пути (не все. Оставался еще шоссейный и железнодорожный путь на порт Пиллау. — Ю. И.) и окружила в Восточной Пруссии соединения вермахта. С этого момента уже не было возможности для вывоза награбленных музейных сокровищ. Через несколько дней после падения Кенигсберга туда прибыл из Москвы для розыска советских ценностей Виктор Иванович Барсов. Он навестил Роде, который был ему известен по публикациям как опытный историк-искусствовед, и попросил его оказать содействие в работе»…
Барсов? Кто же это такой? Откуда он возник? «Профессора Барсова» придумал мой давний приятель, калининградец, писатель Валентин Петрович Ерашов. Этот профессор возник у него в книге «Тайна Янтарной комнаты» (в соавторстве с Дмитриевым — псевдоним В. Д. Кролевского, бывшего в ту пору секретарем обкома КПСС и председателем комиссии по поискам Янтарной комнаты в Калининграде), которая в свое время была одной из наиболее читаемых, по крайней мере в Прибалтике, книг. «Барсовым» же, не выдуманным, а действительно профессором-археологом, был Александр Яковлевич Брюсов. В «Версии Максимова А. В.», имеющейся в одном из калининградских архивов, о нем сообщается следующее: «Когда наши войска, ломая двери Восточной Пруссии, взяли Тильзит, то к 11-й гвардейской армии по приказу Ставки был прикомандирован доктор исторических наук, профессор-археолог Александр Яковлевич Брюсов (1885–1966).
В те дни, по данным разведки, было известно, что в Кенигсберг попали музейные ценности из ленинградских пригородных дворцов, из музеев Витебска, Смоленска и даже киевских музеев. Брюсову надлежало разыскать все ценности и направить их по назначению.
Ученому для порядка были надеты погоны полковника и приданы два офицера, старших лейтенанта, из работников культуры. Когда успешно завершился штурм Кенигсберга и стихли огромные пожары, от огня которых загоралась даже одежда на прохожих, Брюсов начал изучать город. На первой же неделе им были найдены: Королевская Академия художеств, Университетская библиотека, архив, где был обнаружен ряд экспонатов из России. Вскоре Брюсов организовал свою контору и начал привлекать к себе людей из немцев, среди которых оказался и доктор Роде со своей женой Эльзой Роде. Доктор Роде держался весьма напряженно, недоверчиво и мало что показывал Брюсову. Тем более что он якобы ничего не знал о музейных ценностях, вывезенных из Советского Союза. Но все же Роде дал несколько адресов, по которым будто бы без него, он только слышал об этом, были привезены „российские ценности“ — военные, мол, их привезли, но ему было не до них, потому что-де его музей, расположенный в замке, полностью сгорел. Для отвода глаз Роде проявил незаурядную активность в упаковке книг из Университетской библиотеки…»