Пришли! Огромный, на многих страницах, с важнейшими подробностями список. О-о-о, сколько тут всего! «Листе дер Клостершютце фон Петшоры». («И перевод на немецкий сделан!» — Пометка Г. Штайна.) «Перечень предметов Комнаты Сокровищ». Серебряные, с золотом кружки, бокалы… сосуды… ложки… кружки… блюдца. И блюда старого серебра с золотым узором, чаши, серебряные, тяжелые «святые тарелки»… Картины: «Ефросинья Полоцкая», «Святая Мария», «Иисус Христос»… Уникальная коллекция серебряных талеров с 1723 по 1840 год… Четырехгранный бриллиант, 9x10 мм… Оклад и цепь со многими каменьями. Монеты и медали разного металла и достоинства, шестьдесят пять килограммов! И иконы, книги в серебряных окладах, священные облачения и украшенные драгоценными камнями старинные уборы, и прочее, прочее, прочее…
Новые документы, а также вот оно, такое долгожданное, — вызов на переговоры в Москву: «Мы считаем вместе с Вами, что благоприятное решение этой проблемы является существенным вкладом в преодоление недобрых последствий второй мировой войны и в укрепление дружеских отношений между ФРГ и Советским Союзом. Испытывая признательность лично к Вам, дорогой г-н ШТЕЙН, мы хотим воздать Вам должное и с этой целью приглашаем Вас, Вашу супругу и детей прибыть в Москву 8 июня и быть нашими…»
Дело пошло. Переговоры состоялись («Вы Георг Штайн, получите Княжеское вознаграждение, соответствующее стоимости сокровищ Монастыря…»). Теперь действовать, активно действовать!
Нужны сообщения, в газетах, да-да, ему уже так много известно! Когда похищено, кем похищено, что именно похищено. Из всего этого, из таких подробностей само собой возникает понимание читающими, что ему, Георгу Штайну, известно, и где находится похищенное. И что все это богатство должно быть возвращено в Россию, это естественно, разве германский народ то же самое, что вся эта подлая фашистская клика грабителей? И разве «Советы» не возвращали Германии отысканные русскими немецкие сокровища? Невероятной ценности картины той же Дрезденской галереи? И разве это не благородный акт: г-н Поссе, директор галереи, расхищал, увозил в Германии русские ценности, а русские вернули немецкие картины в Дрезден? И вот что еще. Ведь в документе, подписанном Нерлингом, говорится о том, что сокровища забираются из Печор во временное пользование. Пришло время возвращать!
Надо действовать, действовать, надо верить, надо биться до конца, не обращать внимания на все эти наскоки хулиганствующих молодчиков, да, опять его слегка побили, припугнули, приставив нож к горлу; пишут, пишут, но кто может испугать его, старого прусского солдата? Нельзя нашим народам, немецкому и русскому, без конца воевать, ненавидеть друг друга, надо победить грех, грех минувшей войны, ненависти, подозрений…
Ах, если бы еще налоговое управление оставило его хоть ненадолго в покое, все эти чиновники, бюрократы, бумагомараки. Он же объясняет, что расплатится, что ожидается «большой выигрыш», колоссальный гонорар, да-да, он уплатит все огромные налоги с того, будущего вознаграждения, господа, по секрету, ценности там не на десять, но наверняка на все пять-шесть миллионов долларов, не марок, а долларов, господа налогодушители. И он с этого своего будущего гонорара уплатит все налоги, все до марки, пфеннига, но, пожалуйста, оставьте хоть на время в покое, сейчас ему надо побывать в Греции, в Афоне, потом вновь в Москве, потом… что? Суммы непогашенные растут? Уже под 200 тысяч?!
«В Афоне я встал на колени. Я молился. Я сказал: „БОГ МОЙ! Я загнан. Я затравлен. БОГ МОЙ, ты, всевидящий, всезнающий, ты видишь, что я никого не обманываю, я ищу эти сокровища, янтарь, картины, эти святые тарелки и прочие твои святые вещи не для личного обогащения, а ради спокойствия душевного, человечности, ради, БОГ МОЙ, справедливости — ОТНЯТОЕ СИЛОЙ ДОЛЖНО БЫТЬ ВОЗВРАЩЕНО ОГРАБЛЕННЫМ, ведь так, БОГ МОЙ?! Я разорен. Хозяйство пущено на ветер. Жена тяжело душевно больна. Боюсь, она может лишиться рассудка. БОГ МОЙ! Помоги! Я найду твои сокровища, я даже готов за них отдать свою жизнь, но помоги, не дай умереть мне в долговых преследованиях, не позволь семью мою обратить в нищенство“».
Надежда и отчаяние. Прилив сил и упадок духа. Разрозненные мысли, слова на клочках бумаги, на квитанциях и оборотной стороне документов. И цифры, цифры. Сколько он должен этому проклятому дьявольскому управлению; стоимость сокровищ; возможная сумма гонорара, покрывающая его накопившиеся долги, и скромная, за многие месяцы поиска, оплата его труда, расходов по таким опасным, дорогим поездкам?
«Уважаемый», «Уважаемая», «Дорогой», «Весьма почтенный»…
Десятки адресов, сотни фамилий, но вот среди них начинают все чаще появляться несколько: X. ЭМКЕ, д-р ДРЕГЕ, д-р БАММЕР и некая госпожа «№», секретарша д-ра Баммера. Как развивались события, предшествовавшие отысканию печорских сокровищ, сам Георг Штайн описал, как бы глядя на себя, на свои усилия, со стороны, делая при этом краткие, не совсем понятные пометки, бегло, торопливо, как бы с некоторым удивлением, что все же удалось. Удалось узнать: ГДЕ. Удалось отыскать!
«СООБЩЕНИЕ О НАХОДЯЩИХСЯ НА ХРАНЕНИИ В ФРГ ЦЕРКОВНЫХ СОКРОВИЩАХ.
1. Господин Георг Штайн посетил министра X. ЭМКЕ… (Пометка Штайна: „Полная уверенность в знании: ГДЕ? Самоуверенность. Надежность информации. Держаться спокойно, весело, разговор о сокровищах вести как бы не о самом главном, как бы походя, небрежно“).
2. Д-р ДРЕГЕ по поручению федерального канцлера сообщил о поступлении в его адрес письма (Штайна. — Ю. И.) от 20 августа и о том, что в федеральном архиве не содержатся документы на кенигсбергские сокровища искусства. („Найти, найти тех в ведомстве канцлера, кто много знает, кто видел сам те или иные важнейшие документы!“)
3. 17 октября. Господин Георг Штайн запросил по телефону господина д-ра ДРЕГЕ, все ли использованы возможности, и указал Архив БЫВШЕГО ОТДЕЛА „ИНОСТРАННЫЕ ВОЙСКА „ВОСТОК““. Г-н Дреге: этим вопросом занимается Отдел культуры МИДа под руководством д-ра БАММЕРА (!!), сообщил номер его телефона. („Звук усиливается, будто вы вступаете на минное поле. Сейчас вы найдете первую, вторую мину, поймете систему минирования, а там и все поле ваше! Эту фамилию я уже слышал. Этот доктор знаток. Он все знает, но расскажет ли? Раскроется или заведет в лабиринт и подсунет мне такую мину, что я подорвусь на ней, и все закончится?“)
4. На телефонный запрос ответили, что господин д-р БАММЕР находится в служебной командировке, лишь 27 октября возвратится в Бонн. („Говорила г-жа секретарша, очень милый, доброжелательный голос. А она может знать то, что меня интересует?“)
5. Господин Г. Штайн 28 октября соединился с д-ром БАММЕРОМ, который заявил: О ЯНТАРНОЙ КОМНАТЕ НИКАКИХ ДОКУМЕНТОВ НЕТ. („Хорошо! Пускай так, о Янтарной комнате потом!“)
В ФЕДЕРАЛЬНОМ АРХИВЕ НАЙДЕН ДОКУМЕНТ: „Во время второй мировой войны в одной балтийской провинции В МОНАСТЫРЕ ХРАНИЛИСЬ ЦЕРКОВНЫЕ СОКРОВИЩА. СЕЙЧАС ОНИ ХРАНЯТСЯ В ОДНОМ МУЗЕЕ ФРГ“. („Вот оно! Какой мощный сигнал, д-р БАММЕР что-то знает! Знает, потому что дальше сообщает следующее“.) Теперь правовому отделу МИДа предстоит выяснить, не принадлежит ли приоритетное право на эти сокровища эмигрантскому правительству в Лондоне или Нью-Йорке? („Знает все! Знает: ГДЕ! Если бы не знал, вряд ли бы обеспокоился этим соображением о „приоритете““.)…
6. 29 декабря. Господин Штайн информирует главного редактора газеты Марион Дёнхофф, предлагает по существу данного вопроса поставить в известность советское посольство. Графиня Дёнхофф ЛИЧНО устанавливает контакт с д-ром БАММЕРОМ…
8. 2 ноября. Господин Штайн вторично вступил в контакт с д-ром БАММЕРОМ, который заявил: „Если господин Штайн сообщит в советское посольство суть данного вопроса о правовом наследии „Балтийского эмигрантского правительства“, то это может вызвать необратимые политические осложнения, а чтобы этого не случилось, об этом нужно молчать. Церковные сокровища также имели в своем составе и свыше 800 икон. Нужно просто подождать, пока не закончится правовая экспертиза. („Теперь сомнений нет. Сокровища где-то здесь, рядом, но где, где, ГДЕ?“) Господина Штайна об этом позже поставят в известность“.
9. 12 декабря. Господин Штайн в очень осторожной форме ставит в известность первого секретаря посольства СССР в Бонне господина Попова о НАХОДЯЩИХСЯ НА ХРАНЕНИИ В ФРГ 800 российских иконах.