В этот же день, когда Альба Люциния с дочерьми, в сопровождении Фабьена Корнелия с женой направлялась в город, Гельвидий Люций расположился рядом со своим старым отцом и отправился к предместью, не обращая никакого внимания на проходившее время или на очаровательные пейзажи пути, целиком погружённый в свои глубокие размышления.
Гельвидий поделился с отцом своими впечатлениями о Малой Азии, вспоминая пережитые сцены или вызывая в памяти нежные воспоминания, проявляя, однако, глубокую нравственную озабоченность о своей дочери, чьи ранние познания в области религии и философии пугали его с тех пор, когда случайно она имела удовольствие послушать, как рабы дома говорили об опасных суевериях новой веры, охватывавшей Империю со всех сторон. Таким образом, он объяснил своему деликатному духовному ментору своего существования всю семейную ситуацию, представив ему подробности и обстоятельства этой темы.
Внимательно выслушав его, старый Кней Люций, чья опытная практика в воспитании была бы ему большим подспорьем для нахождения решения, пообещал ему свою нравственную поддержку в этом вопросе.
Спустя некоторое время наши друзья устроились в великолепной резиденции Палатина, начиная новый цикл гражданской жизни.
Гельвидий Люций был удовлетворён своим новым положением, подчёркивая, что как помощнику заместителя своего тестя в функциях финансового инспектора, ему уготована очень важная роль в жизни города, под благосклонным взглядом Императора. Что же касается Альбы Люцинии, при поддержке Туллии, она, благодаря своим врождённым артистическим способностям, трансформировала старые владения, согласно вкусу того времени, создав в каждом углу немного гармонии своего домашнего очага, где муж и дочери могли бы отдыхать в наиболее оживлённые моменты жизни.
Не стоит и говорить, что, нанятая Туллией, Атерия была принята в дом Альбы Люцинии. Своим умелым смирением она завоевала полное доверие своих хозяев всего лишь за несколько дней.
На следующей неделе, под предлогом желания отдохнуть немного у своего дедушки, которого она обожала, Селия была отвезена своими родителями в его резиденцию на другом берегу Тибра, у подножия Авентина.
Кней Люций проживал в очень комфортабельном дворце, построенном в подчёркнутом римском стиле, в компании двух из своих дочерей, уже в возрасте, которые наполняли его любовью, покрывая звёздами ночь его старости.
Он встретил свою внучку с выражениями явного удовлетворения.
Утром следующего дня он приказал приготовить личные носилки, чтобы в её компании принести жертву в храме Юпитера Капитолийского.
Селия сопровождала его спокойная и приятная, хоть и заметила выразительный взгляд, с которым старец наблюдал за ней, возможно, желая узнать её самые интимные мысли.
Кней Люций остановился не только перед алтарём Юпитера, но направился также к Серапису, где стал говорить с внучкой о старинных традициях римской семьи. Девочка не противоречила ему, не прерывала его любящей речи, с большой покорностью подчиняясь всему, что было связано с ритуалом храмов, согласно правилам, установленным в Риме фламинами.
Уже опускался вечер, когда благородный старик посчитал законченным их паломничество по религиозным зданиям города. Солнце садилось, и Кней Люций, желая узнать силу новых мыслей своей внучки, наконец, отвёл её к семейному алтарю, где были выставлены замечательные иконы домашних богов, сделанные из слоновой кости.
— Селия, дорогая моя, — сказал он наконец, присев на большую тахту перед идолами, — сегодня я сводил тебя в храмы Юпитера и Сераписа, где оставил жертвоприношения во имя нашего счастья; но более, чем нашего счастья, я желаю, дорогая моя, твоего счастья. Я заметил, что ты следила за моими жестами, но, однако, не выказывала искренней и страстной преданности. Может, из провинции ты привезла какие-либо новые идеи, противоположные нашим верованиям?!..
Она выслушала слова своего почтенного деда с душой, полной глубокого раскола. Она поняла с единого взгляда всю ситуацию, и, привыкшая к строгим традициям семьи, догадалась, что отец попросил подобного вмешательства в намерении вернуть её к своим идеям, а также к наиболее глубоким убеждениям.
— Дорогой дедушка, — ответила она, и её влажные глаза выдавали возвышенную невинность, — я всегда любила вас всей душой, и помню, как вы учили меня говорить истину при любых обстоятельствах.
— Да, — в восхищении воскликнул Кней Люций, догадываясь о чувствах своего обожаемого ребёнка, — ты всегда в моём сердце. Говори, дитя моё, говори искренне! Перед лицом наших традиций и наших богов я знаю лишь один путь — путь истины…