Утешенная разъяснениями своего духовного наставника, она сразу же заметила другую сущность с благородным и печальным лицом, которая с радостью и горечью смотрела на неё.
И поскольку она находила странным это видение, она почувствовала, что любящее слово дедушки говорит ей:
— Не удивляйся и не пугайся! Твоя мать, которая теперь находится на духовном плане, сегодня пришла со мной выразить тебе свои чувства любви и признательности!..
Острые чувства вдруг завибрировали в глубине её души от этих неожиданных откровений. Её слёзы стали более горькими и обильными. Она сомневалась в собственном ясновидении, вспоминая прошлое с его шипами и печальными тенями. Но, ангел или демон, словно закрытый завесой непроницаемой печали, Дух Альбы Люцинии подошёл к ней и поцеловал её руки.
Селия желала бы, чтобы эту благожелательная сущность сказала что-либо её опечаленному сердцу. Но материнская тень оставалась немой и подавленной. Но она почувствовала, что в её правой руке, которую поцеловала тень, осталось невыразимое ощущение, как если бы вместе с поцелуем Альба Люциния привнесла ещё и горючую и болезненную слезу.
При этом нежданном шоке молодая римлянка заметила, что обе сущности снова исчезают из её видения.
В эту ночь она долго медитировала о прошлом, более, чем обычно, поверяя Иисусу свои заботы и тяжести, она молила Господа укрепить её дух, чтобы целостно понять и осуществить священные намерения его божественной воли.
На следующий день после этих горьких раздумий, касавшихся её сурового прошлого, целая толпа людей пришла к ней, чтобы просить её о братской услуге. Это были печальные старики в поисках утешительного дружеского слова, женщины окружающих деревень, которые несли ей своих больных малышей, не говоря уже о многочисленных выходцах из Александрии, в поисках духовного утешения, чтобы переносить свои жизненные невзгоды.
По мере того, как окрестности монастыря наполнялись повозками и колясками, её хрупкий и меланхолический образ удваивал усилия, чтобы утешить и просветить всех.
Время от времени у неё бывали приступы кашля, вызывавшие жалость у присутствовавших; но она, превращая свою хрупкость в нерушимую духовную энергию, казалось, не чувствовала разрушений своего тела, чтобы всегда хранить свет своей миссии милосердия и любви.
В конце дня она неизменно начинала евангельские чтения, и её слушали многочисленные посетители и простые люди из народа.
И вот, при свете сумерек, в один прекрасный день, её глаза увидели, как подъехала элегантная и благородная коляска, откуда появился Гельвидий Люций, которого её дочернее сердце сразу же узнало. Бывший трибун, найдя собрание под открытым небом, постарался пристроиться, как мог, тем временем, как черты лица брата Марина выказывали признаки волнения, растущего в его душе…
Охваченная глубокой нежностью, она не переставала делать детальные комментарии о притче Господа, анализируя этот день. Брат больных и несчастных рассказывал о проповеди на озере Тибериад, словно знал лично Иисуса из Назарета, такой выдающейся была верность и любящая вибрация его речей.
В упоении созерцая это чудное зрелище, сын Кнея Люция рассматривал знаменитого миссионера, охваченный странным удивлением! Этот голос, этот профиль, подобный ценному мрамору, измождённому слезами и страданиями жизни, не напоминало ли всё это его собственную дочь? Если бы брат Марин носил женские одежды, говорил себе заинтересованный трибун, это был бы совершенный образ его дорогой дочери, которую он везде искал без малейшего утешения и надежды. Размышляя об этом, он в приятном удивлении следил за его словами.
Ещё никто не говорил ему о Евангелии с такой ясностью и простотой, с такой мягкостью любви и решимостью, которые инстинктивно проникали в сердце, неся ему мягкое утешение. Он совершал путешествие из Остии в Александрию, подавленный и больной. Его состояние так встревожило нескольких римских его друзей, что они настаивали на его срочном возвращении в метрополию. В его глазах проглядывали глубокая усталость, Неизменная грусть и тяжёлое разочарование жизнью. Но услышав этого необычного апостола, полного доброжелательности и мягкости, он ощутил в глубине души спасительное облегчение. Вечерний бриз нежно ласкал его лицо вместе с последними отблесками солнца, растворявшимися в далёких облаках. Рядом с ним множество бедных, больных, обездоленных людей произносили страстные молитвы, словно ожидая счастья с небес в их дни испытаний.