Кней Люций нежно обнял её, словно ребёнка, и с огромной любовью сказал:
— Дитя моё, ты устала! Не оправдывайся более. Я поговорю с Гельвидием о твоих самых потаённых мыслях и поясню ему ситуацию с тобой.
Позвав Марсию, свою старшую дочь, которая в своей мягкой старости была любящим ангелом-хранителем, почтенный патриций сказал ей:
— Марсия наша малышка Селия нуждается в покое и физическом отдыхе. Отведи её в свою комнату, пусть она там отдохнёт.
Внучка нежно поцеловала его в лоб и ушла со своей любезной и добродушной тётушкой, которая, взяв её за руку, отвела вглубь дома.
Глубокая ночь наполняла римское небо капризным колеблющимся светом звёзд.
Кней Люций, погружённый в свои размышления, принялся строить множество догадок.
Его старое сердце устало биться в непонимании тайн мира. Он также был когда-то молодым, также питал иллюзии и мечты. В далёкой своей юности сколько раз ему приходилось расставаться со своими благородными чаяниями и великодушными намерениями в пользу суматошного шока материалистических и неистовых страстей.
Только ласкающие бризы раздумий в зрелом возрасте умеряли его духовные понятия на пути понимания, каждый раз всё большего, жизни и её глубинных законов.
С тех пор, как он привык искренне размышлять, фантомы боли и удивительные контрасты человеческих судеб неотступно преследовали его разум. Привязанный к самым чистым традициям своих предков и передав их с достоверностью и любовью своим наследникам, он всё же не мог принять всю божественную истину, воплощённую в Юпитере, старинном символе, питавшем все старые верования.
Желая дать добрый урок воспитания этому ребёнку, его разум был потрясён, взволнован новыми понятиями, прозвучавшими из чистых уст ангела. Он, привыкший к исследованиям глубинных причин боли, ощущающий страдания тех, кто в плену, только что получил чудесный ключ к решению капризных тайн судьбы. Видение последовательных существований, закон компенсации, пути духовного выкупа через искупление и страдание — всё это было теперь доступно его пониманию, словно провиденческие решения.
Его культура греческих авторов допускала, что эта тема ему не совсем чужда, а любящее и убедительное слово своей внучки, свидетельствовавшей об истине через свои преждевременные страдания, открывало его разуму новую тропинку во всех размышлениях подобного толка.
Склонив голову к тахте, он созерцал восхитительный образ Юпитера Статора, изваянного из слоновой кости, в центре других богов его семьи и дома, а сердце его полнилось тревогами.
Он встал и медленно прошёлся вокруг освещённых и украшенных цветами ниш. Образ Юпитера уже не будил в нём чувств почтения, как в предыдущие ночи.
После мягких и глубоких откровений Селии он чувствовал в глубине души горькие подозрения, что все боги его почтенных предков опрокидываются и катятся с алтарей, смешиваясь в вихре разочарований старых верований. С угнетённой душой почтенный патриций наблюдал, как новые философские и религиозные внезапно стали осаждать его сердце … Затем, боязливый и растерянный, Кней Люций стал слушать внутри себя мягкий шум божественной поступи … Ему казалось, что мягкая и энергичная фигура пророка из Назарета, чью философию прощения и любви он знал из проповедей, является в мир, чтобы взорвать в клочья всех каменных идолов и господствовать навсегда в сердце человеческом!…
Если почтенный старец был другом истины, то тем более он им был в отношении святых алтарей суровых традиций.
В уголке, посвящённом божествам семейного очага, он почувствовал, что атмосфера душит его сердце и его понимание. Инстинктивно он открыл одно из ближайших окон, через которое вихрем ворвался ночной воздух, освежая его измученное лицо.
Он склонился, чтобы созерцать почти заснувший город. Его разговор с внучкой, казалось, длился нескончаемо долго, так велик был эффект её глубоких и непобедимых утверждений …
Своими влажными глазами он смотрел на течение Тибра во всей своей широте пейзажа, который только мог окинуть его взгляд, успокаивая свои раздумья, потрясённый воздействием лунного света, капризно отражавшемся на его водах.
Сколько часов он созерцал сияющие созвездия, исследуя божественные тайны небосвода?
И только значительно позже, на подходе дня, ласкающий голос Марсии вырвал его из глубоких и серьёзных раздумий, приглашая его отдохнуть.
Кней Люций направился к своей комнате медленными шагами, лоб его был тревожно нахмурен, глаза впавшими и печальными, как у человека, который горько плакал.