Но ты, мой брат и друг, открой эти страницы, думая о водовороте слёз, остающемся узником в человеческом сердце, и задумайся о своей части горького опыта, который принесли тебе преходящие дни жизни. Возможно, ты также много любил и страдал. Тебе случалось ощущать холодное дыхание несчастий, леденивших твоё сердце. Или кто-то ранил твою благонамеренную и чувствительную душу клеветой и разочарованием. При определённых обстоятельствах ты тоже смотрел в небо и спрашивал в молчании, где находятся истина и справедливость, в мучительных молитвах призывая милосердие Божье. Признавая, однако, что любая боль имеет конечную славную цель в искуплении твоего духа, прочти эту реальную историю и задумайся. Примеры души, освящённой в страдании и смирении, научат тебя любить труд и горести каждого дня. Наблюдая за нравственными муками и ощущая вблизи её глубокую веру, ты испытаешь мягкое утешение, обновительное для твоих надежд в Иисусе Христе.
Постарайся понять суть этого источника укрепляющих истин и, с духовного плана, очищенный Дух нашей героини прольёт в твоё сердце утешительный бальзам возвышенных надежд.
Воспользуйся этим примером, как мы это сделали в те отдалённые времена борьбы и опыта прошлого. Этого тебе желает брат и скромный служитель,
Педро Леопольдо, 19 декабря 1939 года.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Римская семья
Пробираясь через толпу, собравшуюся на большой площади Смирна ясным утром 131-го года нашей эры, шла группа молодых и атлетически сложённых рабов, сопровождавших богато украшенные, в стиле того времени, носилки.
Время от времени слышны были голоса кричавших носильщиков:
— Дайте пройти благородному трибуну Каю Фабрицию! Дорогу благородному представителю Августейшего. Дайте дорогу!.. Дорогу!..
Небольшие группки людей, собравшиеся вокруг рынка, где продавали рыбу и овощи, и куда стекались все артерии города, расступались, а из-за занавесок носилок появлялось лицо римского патриция, который с выражением скуки рассматривал оживлённую толпу.
За носилками следовал мужчина около сорока лет, в чертах лица которого проглядывал очень характерный израильский профиль и молчаливая сдержанная горделивость. Его скромная поза, однако, выдавала низшее сословие, и хоть он и не участвовал в усилиях носильщиков, можно было догадаться по его огорчённому лицу о мучительном состоянии раба.
На берегу залива воздух был наполнен ароматами ветров Эгейского моря, дующих с архипелага.
Оживление города значительно возросло в эти незабываемые времена, которые последовали за последней гражданской войной, навсегда опустошившей Иудею. Тысячи паломников вторгались в неё со всех сторон, бежав от ужасающих картин Палестины, разрушенной бедствиями последней революции, истребившей остатки связей между трудолюбивыми племенами Израиля, срывая их со своей родины.
Остатки былых авторитетов и множество плутократов Иерусалима, Кесарии, Ветела и Тибериады соседствовали в голоде, их захватывали в плен, предавали мучениям после побед Юлия Секста Севера над фанатичными сторонниками знаменитого Вар-Козивы.
Обходя движения толпы, рабы с носилками трибуна остановились перед великолепным зданием, в котором гармонично сочетались греческий и римский стили.
Как только носилки были опущены наземь, появление их хозяина было объявлено внутри дома, где относительно молодой, в возрасте около сорока лет, патриций ждал их с очевидным интересом.
— Клянусь Юпитером! — воскликнул Фабриций, обнимая своего друга Гельвидия Луция, — не думал, что найду тебя таким крепким и элегантным, на зависть богам!
— Ну, ну! — отвечал собеседник, чья улыбка выдавала удовлетворение, любовь и дружбу, — это всё чудеса нашего времени. Кстати, если кто-то и заслуживает таких похвал, то это ты, которому всегда благоволил Адонис.
В это время молодой раб принёс серебряный поднос, где были расставлены небольшие вазочки с благовониями и венки, украшенные розами.
Поблагодарив лёгким кивком головы, Гельвидий Люций воспользовался предложением.
— Ну вот! — продолжал хозяин, не скрывая радости от визита, — я давно жду твоего прибытия, чтобы вместе как можно быстрее отправиться в Рим. Уже два дня, как галеры в нашем распоряжении, и наш отъезд зависел только от твоего приезда!..
Дружески похлопав его по плечу, он заключил:
— Почему ты так задержался?…