С высоты трона, выставленного здесь для сиюминутных нужд, Император, откровенно улыбаясь, дал волю своему личному тщеславию.
Все окружили его. Присутствовали и многие представители власти, сливаясь в песнопениях Фабьена Корнелия и его семьи.
Мы не можем не упомянуть, что Гельвидия и Кай Фабриций были там же, пьяные от весны своей смеющейся любви, тогда как Кней Люций, вынужденный обстоятельствами там присутствовать, опирался на руку Селии, скоро уставший из-за своей старости, желая показать своим детям, что его сердце также участвует во всеобщем веселье.
Когда лютни умолкли, легион молодых людей занялся распределением венков из лепестков роз, принесённых рабами на больших серебряных подносах, окружая трон благоухающим облаком.
Новые гармонии завибрировали в воздухе, а танцовщики исполнили несколько неизвестных балетов, богатых интересными и странными фигурами.
Вино лилось рекой, наполняя почти все фантазийные фронты, а сказочная охота на антилоп завершила празднества, которые остались навсегда в памяти всей аристократии.
Гельвидий Люций и Альба Люциния вернулись к себе, неся груз неописуемой тревоги.
Захваченные врасплох нежданными событиями, имевшими отношение к ошеломляющим эмоциям, чьими жертвами они стали, они несли на себе эффект, разделённый тягостными и неприятными конциденциальными откровениями.
Вернувшись домой, благородная женщина с горечью сказала своему мужу:
— Гельвидий, очень часто я с ностальгией страстно желала вернуться в Рим, скучая по нашим друзьям и ни с чем не сравнимым городским окружением; но сегодня я лучше понимаю спокойствие провинции, где мы жили без этого тягостного внимания. Годы в провинции отучили меня от интриг двора и от его церемоний, которые теперь глубоко утомляют моё сердце.
Гельвидий слушал её, чувствуя, что его состояние души было тем же, таким была скука, охватившая его после зрелищ, за которыми он наблюдал, также считая неуместными эмоции, которые они сегодня ночью испытали.
— Да, дорогая, — ответил он, слегка утешенный, — твои слова приносят мне большое облегчение.
Вернувшись в Рим, я признаю, что сам уже насытился атмосферой условностей и лицемерия. Я боюсь города с его многочисленными опасностями для нашего счастья, которое мы хотели бы видеть бессмертным!
И вспомнив в особенности стесняющие впечатления, которые он ощутил несколько часов назад при доверительных словах Сабины, он привлёк жену к сердцу, добавив к этому жесту взгляд, воспламенённый внезапным сиянием: — Люциния, мне пришла в голову одна идея! Что бы ты сказала, если бы мы вернулись в гостеприимную и спокойную провинцию? Вспомним, дорогая, что революция закончена, и нам не будет трудно вновь обрести наши бывшие поместья в Палестине.
Так мы обретём спокойное существование, без тревожных и тягостных забот, которые осаждают нас здесь. Ты займёшься цветами, а я продолжу следить за интересами нашего дома.
Обещаю, что сделаю всё зависящее от меня, чтобы вернуть тебе менее грустную жизнь, вдали от твоих родных! Мы возьмём с собой лишь твоих любимых рабов, а я буду постоянно просить у тебя совета, как вести наши дела!…
Я буду возить тебя везде, куда буду ездить сам … никогда больше я не оставлю тебя одну дома, в тревоге и ностальгии …
Гельвидий Люций придал голосу особый и глубоко выразительный тон, словно описывал перед глазами своей взволнованной жены мягкие перспективы весенней картины.
— Кто знает, — продолжал он с блестящим взглядом, — можем, мы вернёмся в Иудею, чтобы жить там более счастливыми?! У нашей Гельвидии обеспеченное будущее в скором браке, а Селия останется с нами, чтобы обогатить наше домашнее счастье!… Когда мы приедем туда, мы сможем проехать через всю Грецию, посетить самый древний сад богов, и когда приедем в Самарию и Идумею, ты увидишь чудеса моего сердца, спешащего наполнить тебя радостью! Мы будем гулять вместе, как раньше, по дорогам при лунном свете, при глубоком молчании спокойных ночей и будем чувствовать всё величие нашей чудесной любви.
Здесь во всякое время я чувствую, что нашему домашнему покою угрожают … Меня тревожат интриги двора!… Мы ещё молоды, у нас впереди многообещающее будущее.
Верь мне, дорогая, мне так хочется вернуться в нашу тихую гавань, посреди спокойной и щедрой природы!…
Альба Люциния слушала его, избавляясь от своих собственных тревог. Слезинки блестели в её глазах, её сердце тоже было полно надежд вновь обрести покой провинциальной жизни.