Через несколько часов скромные носилки возвращались во дворец Лолия Урбика через дверь в глубине сада.
Два дня спустя мы находим у Гельвидия Люция Альбу Люцинию со своей верной подругой, которые что-то тихо обсуждали в одной из самых отдалённых комнат дома.
Туллия Севина, казалось, была в прекрасной физической форме, несмотря на тревогу во взгляде, в противоположность жене Гельвидия, которая, почти вытянувшись на постели, казалась охваченной глубоко подавленной.
— Люциния, дорогая моя, — с любовью воскликнула Туллия, — я уже знаю, что собрание будет этой ночью. Я в твоём распоряжении, мы можем без опаски пойти туда. Вечером мы можем выйти.
— Невозможно, — ответила явно больная бедная женщина, придав голосу тон мучительной меланхолии, — я чувствую себя глубоко уставшей и подавленной!.. Но я действительно решила призвать эти молитвы!.. Что-нибудь сверхъестественное должно придать мне внутренний покой. Я нее могу продолжать эту нравственную муку, отнимающую все мои силы.
Горькие слёзы оборвали её печальные слова.
— Я в любом случае пойду, — обняв её, сказала Туллия, — я уверена, что новый бог поможет тебе в твоей тягостной неуверенности!…
Видя её преданность и верность, Альба Люциния предупредила её:
— Дорогая моя, мне тяжело думать, что ты пойдёшь туда одна. Я попрошу Селию сопровождать тебя.
Туллия удовлетворённо улыбнулась, пока её подруга просила молодого раба позвать дочь.
Через несколько мгновений грациозная девушка появилась.
— Селия, — сказала ей мать взволнованно и грустно, — не могла бы ты провести этот вечер в компании Туллии на христианском собрании и совершить молитву для спокойствия твоей матери?…
Девушка жестом выразила своё удивление, и широкая довольная улыбка разлилась на её губах.
— Что не сделаешь для своей матери? — и она обняла её.
Альба Люциния почувствовала огромное утешение при этом проявлении нежности и добавила: —Дочь моя, я чувствую себя истощённой и больной, и поэтому решила призвать твоими молитвами Иисуса из Назарета. Ты прекрасно понимаешь, что мы не должны никому говорить об этом, не так ли?
Селия сделала выразительный жест, словно вспомнив о своих трудностях, и сказала: — Да, мама. Будьте спокойны. Где бы это ни было, я вместе с Туллией прочту необходимые молитвы! Буду просить Иисуса сделать тебя счастливой, и надеюсь, что его бесконечная доброта прольёт на твоё сердце нежный бальзам своей любви, которая наполняет нас жизнью и радостью. И тогда ты почувствуешь, как новые энергии сделают тебя счастливой…
Удивлённая её познаниями, Туллия Севина внимательно слушала её речи. Нежно обняв свою дочь, Люциния открылась:
— Селия глубоко познала Иудею в вопросах христианства. Она, хоть и юная, уже много страдала…
Но Селия, поняв при этих словах, что мать собирается вдаваться в подробности, касающиеся её тягостной истории любви, с нежностью воскликнула:
— Что вы, мама, от чего мне было бы страдать, если я всегда храню вашу любовь?
И оборвав тему ей персонального случая, спросила:
— В котором часу мы должны будем выйти?
— В начале вечера, — сказала Туллия, — поскольку нам ещё долго идти, а собрание состоится в месте рядом с Номентановыми воротами.
— Я буду готова к этому часу.
И все трое договорились о необходимых приготовлениях, и с наступлением вечера, облачённые в скромные тоги, Туллия и Селия взяли носилки, которые освободили их от усталости на большую часть пути, при пересечении наиболее часто посещаемых кварталов города.
Они вместе спустились к воротам Виминала, и, отпустив носильщиков, мужественно продолжили свой ход.
Ночь распустила свой веер теней над всей равниной. Было холодно, и они обе, укутавшись в свои шерстяные накидки, прятали свои головы в самой густой и самой тёмной их части.
Была уже ночь, когда они дошли до развалин старинной стены, которая укрепляла место в былые времена, но продолжали идти решительным шагом вдоль широких дорог…
Дойдя до Номентановых ворот, они оказались перед ближними холмами, по которым вытянулись пустынные и печальные кладбища, освещённые бледным светом луны.
По мере того, как они приближались к месту культа, они видели с каждым разом всё большее количество паломников, шедших теми же тропами к тем же целям. Это были тени, одетые в длинные тёмные туники, которые проходили рядом с ними, торопливым или медленным шагом, одни молча, другие едва слышно беседуя меж собой.