Многие держали в руках крохотные фонари, помогая своим спутникам видеть там, где слабый свет ночной звезды не мог рассеять густые тени.
Обе патрицианки, одетые крайне просто, неся тяжёлые плащи, не могли быть узнанными спутниками, которые шли в том же направлении. Они считали их за христианок, как и они сами, соединённых в вере и в идеале.
У грязных стен, окружавших руины больших зданий, Туллия удостоверилась, что место выходит как раз на притвор, сделав характерный знак креста двум христианам, которые под портиком принимали пароль от всех прозелитов — слово-пароль, бывший знаком, начерченным открытой ладонью специальным образом, лёгким для имитации. И тогда они вошли внутрь некрополя без малейших трудностей.
Оказавшись в притворе, толпа устраивалась на импровизированных скамьях, и можно было отметить, что в основном они все прятали головы под капюшоном, скрывая лица, одни боялись сильного холода ночи, другие волков измены, которые могли находиться здесь же, спрятавшись под образом баранов.
К лунному свету, омывавшему атмосферу, присоединялся свет факелов и фонарей, которые в основном находились вокруг зловещих руин, откуда апостол группы сторонников Христа должен был говорить.
Здесь и там кто-то тихо бормотал молитву, словно говорил с Агнцем Небесным от всего своего сердца; но из центра массы уже возвышались гимны, полные возвышенного религиозного восторга. Это были песнопения надежды, отмеченные особым отчаянием мира, они выражали христианские мечты о чудесном заоблачном царстве. В каждом стихе и в каждом звуке преобладали нотки тягостной печали от тех, кто оставлял земные иллюзии и фантазии, предаваясь смирению всех удовольствий, всех благ жизни, чтобы ожидать светлого вознаграждения Иисуса в небесной славе …
На импровизированных скамьях из необработанного дерева или камней, забытых здесь, сотни людей концентрировались в абсолютной задумчивости.
Глубокая тишина царила меж них, когда старую эстраду перенесли на место, где были сконцентрированы почти все огни.
Селия и Туллия заняли места там, где им было удобно. Позднее в бесконечности в вибрациях неописуемой красоты раздалось новое песнопение… Это был гимн благодарения Господу за его неисчерпаемое милосердие; каждая строфа говорила о примерах и мучениях Иисуса с чувствами, окрашенными высшим вдохновением.
Каким же было восхищение Туллии Севины, когда она увидела, как её спутница возвысила свой кристально чистый голосок, сопровождая пение христиан, словно она знала его наизусть! Жена Максимина Кунктатора не могла скрыть своих эмоций, глядя, как Селия поёт, словно птичка, изгнанная из рая!.. Её спокойные глаза поднялись к небосводу, который, казалось, фиксировал границы страны счастья между звёздами, сиявшими на небе, как ласкающие улыбки ночи. Стихи, вылетавшие из её уст, имели такое мелодическое богатство, вдохновлённое этой специфической музыкой, что её подруга разволновалась до слёз, чувствуя, как она уносится в божественные края …
Да, Селия знала это песнопение, наполнявшее её сердце нежными воспоминаниями. Сир учил её этому под пышными деревьями Палестины, чтобы её душа умела проявлять свою признательность Богу в часы радости. В этот момент, в общении со всеми духами, которые вибрировали также в своей вере, она чувствовала себя далёкой от земли, словно души её касалась высшая радость…
Затем вернулось молчание, и мужчина по имени Сергий Остилий появился на трибуне, открыв пергамент и взволнованно воскликнув:
— Братья мои, сегодня мы снова будем изучать наставления Учителя в главах Матфея с урока этой ночи: «те, кто есть истинные братья Мессии!..».
И развернув лист пергамента, который обесцветился со временем, Сергий Остилий не спеша прочёл:
«Иисус снова говорил с толпой, и вот появились братья и мать его снаружи, и захотели говорить с ним. Кто-то сказал ему: — Твоя мать и твои братья снаружи, они хотят поговорить с тобой.
Но Иисус ответил ему, говоря: Кто есть мать моя, и кто есть братья мои? Затем, вытянув руку в сторону учеников, сказал: — Вот моя мать и вот братья мои. Поскольку тот, у кого есть воля Отца моего, сущего на Небесах, тот есть мой брат, моя сестра и моя мать».
Закончив евангельское чтение, тот же спутник, занимавший трибуну, взволнованно высказался: — Друзья мои, чтобы пояснить эти наставления, знайте, что мне не хватает красноречия; и я приглашаю одного из наших присутствующих, чтобы он развил справедливые комментарии этой ночи …
Все взгляды, включая взгляд Туллии Севины, во время паузы стали искать почтенную фигуру Поликарпа, преданного апостола всех собраний. Туллия Севина отметила его отсутствие с огромным разочарование, такова была её вера, пропитавшая её молитвы, такими мудрыми и благожелательными были его слова. Горьким тоном Сергий Остилий объяснил им: