До зари Сабина оставалась в кабинете Лолия Урбика, просматривая документы и пергаменты, а Атерия отправилась на овощной рынок.
Римское общество уже привыкло видеть у молочной колонны жалких покинутых детей.
Печальное воспоминание об этом месте, где столько преданных матерей берут к себе оставленных детей, было началом знаменитых «колёс найденных детей» в зданиях христианского милосердия, которые расцветут позже в мире.
При роковом лунном свете, до зари, старая служанка обнаружила трёх бедных малышей.
Один из них привлёк внимание своим нежным кряхтением новорожденного. Это было дитя с тонкими и благородными чертами лица, которого сообщница Клавдии могла скрупулёзно разглядеть при свете факела. На покинутом ребёнке были очень бедные одежды, он казался совсем недавно рождённым. Атерия взяла его на руки, почти очарованная им, говоря себе: этот ребёнок, должно быть, достойный отпрыск римских патрициев!… Какой печальный роман мог скрываться под этими обычными разорванными одеждами…
Она взяла его с собой и незаметно проникла в дом своих хозяев.
Занимался день…
В эту ночь преступница добавила наркотиков к лекарствам своей хозяйке.
Она вошла в комнату, где отдыхала супруга Гельвидия и спокойно положила ребёнка рядом с ней, окутав его влажной теплотой покрывала, затем приготовила всю необходимую мизансцену незаметно от бедной жертвы отвара, которую она погрузила в долгий тяжёлый сон.
Но ребёнок тихо заплакал, хоть преступная служанка делала всё возможное, чтобы успокоить его.
В комнате, смежной с комнатой матери, от необычного шума проснулась Селия.
Она проснулась в растерянности и волнении. Ей снилось, что она снова на печальном кладбище Номентановой дороги, как во время той памятной ночи, когда смогла увидеть возлюбленного своей души. Ей снилось, что она видит рядом с собой Сира, а Нестор сохраняет то же положение, что и во время своих былых проповедей, и она спрашивала: — Кто моя мать и кто мои братья? Она всё ещё была узницей своих эмоций и самых нежных её сердцу девочки и девушки воспоминаний…
И в этот момент необычный шум достиг её ушей. Стоны ребёнка? Что бы это значило?
В растерянности, охваченная волнением, она вскочила.
Заметив, как кто-то приближается, Атерия сразу же ретировалась, но девушка уже вошла в комнату и заметила её присутствие.
Увидев какого-то ребёнка рядом со спящей матерью и очевидные признаки родов на месте, она почувствовала, как её охватывают горькие подозрения дочернего сердца.
Вихрь печальных мыслей ворвался в её измученный разум. Да, этот ребёнок, должно быть, родился здесь, как фатальное следствие незабываемой трагедии.
— Атерия, — потрясённая, спросила она, — что значит всё это?
— Ваша мать этой ночью, моя девочка, — ответила преступница, — родила ребёнка…
— Невероятно! — выдохнула сдавленным голосом дочь Гельвидия.
— Тем не менее, это правда, — тихим голосом ответила Атерия, — я не спала и помогала хозяйке в её страданиях!
И указав на несчастную спутницу трибуна, почти спокойно сказала:
— А теперь она спит… ей нужен отдых.
Селия не могла определить силу мыслей, осаждавших её. Никогда она бы не поверила, что её мать способна нарушить долг в отсутствие своего супруга. Её любящее сердце для неё всегда было моделью добродетели, символом честности. Конечно, Лолий Урбик дошёл до опасной крайности в своей подлости. Она, кстати, хорошо слышала его слова бесчеловечного и жестокого завоевателя! К тому же, её мать уже давно болела. Несомненно, её доброе и честное сердце полнилось муками сокрушения и раскаяния. Она чувствовала к ней бесконечную нежность. Отец вернулся накануне, полный новых надежд. Она увидела слёзы в материнских глазах, слёзы, которые должны были быть слезами сильной и трогательной радости. Как же должно было страдать сердце матери в течение этих долгих месяцев тревожного ожидания! Но у Альбы Люцинии, её матери и лучшей подруги, был теперь ребёнок, не являвшийся плодом супружеского согласия. Гельвидий Люций никогда не простит ей.
Селия знала характер своего отца, очень великодушного, но импульсивного. К тому же, римское общество было непримиримым в том, что касается трагедий подобного порядка в лоне знати. Слёзы закипали в её глазах, и погружённая в жёсткие и тягостные размышления, молодая христианка вспомнила о сновидении этой ночи, и ей показалось, что она всё ещё слышит голос Нестора, который повторяет слова Евангелия — «Кто моя мать и кто мои братья?». И ведя свои воспоминания дальше, его призыв накануне жертвы пришёл ей на память, когда он утверждал, что самое большое смирение для Иисуса было не столько смирение смерти, сколько свидетельство, которое верующий примером своей жизни. Затем ей на ум вдруг пришёл образ её деда. Ей казалось, что Кней возвращается из могилы, чтобы снова посоветовать ей спокойствие её отца и счастье её матери в тяжких испытаниях…