В Бресте наши занятия продолжались по установленной программе: утром с подъемом флага игрались русский гимн и марсельеза, а затем ставились все паруса, потом весь день с перерывами для обеда и отдыха шли учения, и в числе их главную роль играли маневрирования наших 8 катеров под парусами по рейду, кругом всей эскадры.
Gabiers, увлеченные нашим парусным спортом, вскоре приняли в нем участие. Между нашими мичманами и французскими завязались знакомства, а спустя несколько дней я поехал на фрегат познакомиться с командиром. Это был черный, как цыган, типичный крепкосколоченный провансалец, с красным загорелым лицом; всей своей фигурой и манерой держаться он походил скорее на шкипера парусного барка. Набираемые из Бретани и с берегов Бискайского моря юнги французского флота уходили на учебном фрегате в парусное крейсерство по Атлантическому океану с заходом на острова, в Бразилию и в свои колонии Гвиана, Мартиник. Через 2 года после экзамена получали звание матроса. А по окончании школы производились в строевые унтер-офицеры и впоследствии дослуживались до чина метра (наши кондукторы).
Капитан фрегата побывал у меня, ознакомился с нашей программой и одобрил лихость наших утренних парусных учений, находя их весьма полезными для развития в юнгах ловкости и отваги, он тем не менее отказался ставить паруса одновременно с нами, боясь состязания на скорость между обеими командами, так как люди невольно горячатся и нередко бывают несчастные случаи падения с марсов и другие увечья. Но на катерах под парусами катания бывали часто одновременно.
Жизнь в Бресте проходит монотонно; семейства офицеров, морских и сухопутных, получающих скромное содержание, живут замкнуто; клубной жизни, как в Англии, здесь не существует; морские офицеры, избегая лишних расходов, не платят за обед в кают-компаниях, а в 5 ч вечера по окончании занятий съезжают на берег к женам обедать. Семейных знакомых, исключая консула, наши офицеры не имели. Только по вечерам можно было развлечься в здешнем театре, с весьма недурным составом. Давались оперы, драмы и оперетки. Лишь один раз за нашу стоянку по какому-то случаю адмирал Рустан устроил большой обед и вечером раут, на котором были собраны морские и военные начальники с женами. За обедом было около 40 человек, а вечером собралось до сотни. Играл портовый оркестр, но танцев не было.
На судах эскадры жизнь течет также очень скромно; английского обычая приглашать обедать здесь не существует. У начальника эскадры один лишь раз я удостоился приглашения обедать, и то только по случаю торжества спуска в этот день нового крейсера «Гамбетт» и приезда на это торжество морского министра Peltan’a. Спускали крейсер с открытого эллинга, при малых размерах бассейна были употреблены рвущиеся канаты. После все начальствующие лица с министром во главе были приглашены на флагманский корабль обедать. Обед был хорош, с винами и проч. Только было довольно скучно и тихо, так как адмиралу на Северной эскадре музыки не полагается.
В ответ на эти два приема мы устроили на крейсере бал. Пригласили береговые власти, морские и сухопутные, с женами и дочерьми, а с Северной эскадры — командиров и все кают-компании. Набралось человек 150 с дамами. На крейсере верхнюю палубу убрали флагами, цветами, бьющими фонтанами (обычно это делается на судах: брандепойтные пипки замаскировываются цветами, а к ним приводятся шланги от паровых помп, действующих весь вечер); из матросских коек, покрытых флагами и коврами построили у бортов мягкие диваны; в кают-компании были сервированы столы с угощениями, тортами, закусками, винами и лимонадами для танцующих, а в моей столовой — для высших чинов. Вся верхняя палуба была иллюминована электрическими лампочками; на полуюте была устроена гостиная, на шкафуте помещался наш оркестр, и, наконец, оба прожектора бросали лучи вдоль наших мачт, освещая наш крейсер для подъезжающих гостей.
Дирижировал лейтенант Армфельд, приводя в восторг публику, изобретая массу невероятных и забавных фигур в котильоне, его достойными помощниками были два ловких танцора: мичмана Бибиков и Голубев. В антрактах наш оркестр играл оперы и другие серьезные пьесы, а наши офицеры в столовой угощали дам, от вин они отказывались, ссылаясь на крепость, но охотно набрасывались на ледяной, сладкий, с апельсинами, предательский крюшон, в котором, кроме шампанского, были намешаны разные ликеры. Незаметно все дамы стали очень веселы, и на последнюю мазурку с фигурами кавалеры были только наши офицеры, т. к. из французов никто ее не умел танцевать, но дамы расхрабрились и прыгали, как трясогузки; вышли на палубу полюбоваться старые адмиралы и капитаны, проводившие время в столовых за вином и сигарами. Дамы уехали домой с котильонными подарками (веера, бомбоньерки, ленточки разных цветов с золотой надписью «Герцог Эдинбургский», букеты цветочные с длинными лентами и прочие) и букетами. Видимо, все остались довольны. Несколько молодых офицеров остались ночевать в мичманских каютах, так как были «очень трудны», как выражались наши вестовые.