Обед отличался тонкими блюдами и хорошими винами, старый рейнвейн наливался в венецианские бокалы. Но сам принц пил минеральную воду (принц — большой гурман в молодости — теперь тянул одну ногу, страдая подагрою). Принц поднял бокал за Царя Николая и русский флот. Наш посланник ответил: «За принца, принцессу и болгарскую армию». Потом принц по-русски обратился ко мне: «За ваше здоровье». За обедом на хорах играл военный оркестр. После обеда курили в зимнем саду, там подавали кофе и фрукты. Принцесса курила с нами, приобретя эту привычку на санитарном поезде. Она очень проста и приветлива, но весьма некрасива. После принц вызвал меня в тронный зал и вручил мне Болгарский орден 1-й степени (звезда и крест на желто-черной ленте через плечо) «За военна заслуга». Часов в 11 разносили гостям соду-виски и подавали чай. Затем хозяева простились и ушли в свои внутренние покои.
Следующий день я объезжал с визитами всю русскую колонию — членов посольства и русских военных агентов. Вернувшись на эскадру, я получил приглашение от офицеров Варненской бригады на обед, даваемый офицерам эскадры в ответ на прием, сделанный адмиралом Сарнавским в мое отсутствие. 100 офицеров, наших и болгарских, собрались в манеже, украшенном зеленью и флагами обеих наций. Много было дружественных речей и тостов, пили изрядно сногсшибательной болгарской «сливницы» — крепкой болгарской водки из слив, от которой потом с непривычки болела голова. От полдня обед этот затянулся до 5 ч вечера. Нашим командам город также давал обед после посещения Плевны.
24 июля, утром, я выслал в море крейсерский отряд и дал ему тактическую задачу — отыскать меня с эскадрой в море, причем ни время моего ухода из Варны, ни направление (я должен был идти будто в Севастополь) эскадры ему неизвестны. Когда совершенно стемнело, я вышел с эскадрой на север, как бы направляясь в Одессу. Утром до полудня на аппаратах радио стали получаться сигналы; было очевидно, что где-то недалеко ищут меня миноносцы, и возможно, теперь они меня видят, но нам их не видно. Малая высота корпуса миноносцев и бездымный уголь — кардиф дают возможность им легко скрываться. Наоборот, высокий рангоут и дымовые трубы броненосцев видны издали. Часа через два я был окружен всеми восемью миноносцами. Я благодарил их сигналом, и все вместе пошли в Севастополь. За успешную находку миноносная команда была спущена не в очередь на берег.
В Севастополе пополнил запасы и на весь август ушел на Тендровский рейд. Там артиллерийская комиссия должна была дополнить опытной стрельбой некоторые детали новых таблиц, а три раза в неделю я выходил в море для эволюций и эскадренных стрельб на максимальных расстояниях — до 110 кабельтов. В Одессу по праздничным дням ходил миноносец, и иногда два, за свежей провизией и для съезда на берег желающих офицеров и всех комендоров-наводчиков очередного корабля.
15 августа, темной ночью, тихо вошел на рейд, точно крадучись, адмирал барон Н…н на учебном судне. Не показывая позывных, он стал вдали от эскадры, и вскоре на вельботе прибыл ко мне сам барон. На вопрос нашего часового: «кто гребет?», он у борта ответил: «матрос!». Тихо войдя без доклада в мою каюту и оглядываясь, нет ли посторонних слушателей, сел на мою койку и шепотом спросил: «Правда ли, что вы ранены, командиры перебиты, а уцелевшие офицеры спаслись бегством на косу?. Главный командир получил от севастопольской жандармской охранки весьма „точные“ агентурные донесения, что у меня на эскадре готовится всеобщий бунт команд. А по „собственным“ сведениям самого барона, „бунт будто уже состоялся“».
Я предложил ему папиросу, приняв его вопрос за шутку. Но он продолжал с серьезной миной: Главный командир поручил мне взять вас незаметно ночью к себе, на мой транспорт, и привезти в Севастополь, где вы можете укрыться, а когда уляжется бунт, я со своим учебным отрядом пойду с заряженными пушками, заставлю их сдаться и, вынув из пушек бойки, приведу усмиренную эскадру в Севастополь под конвоем своих кораблей. Я позвонил вестового, приказал подать чай и, привстав на койке, посмотрел на барона: «Скажите, барон, вы все это в шутку или всерьез?». Он, продолжая говорить таинственным шепотом, спросил: «Неужели это все сказки? Мы ведь имеем точные агентурные донесения».