Мы простились с прекрасной Венецией. Выйдя из Венеции, поезд вначале проходит по длинной дамбе над водою Лагуны и, обогнув долину, вступает в гористый Триест, проскакивая из туннеля в туннель. Отъехав из Венеции и осмотревшись по сеткам вагона, я заметил отсутствие своего чемодана и послал телеграмму в отель, прося разыскать и прислать его в Вену. Впоследствии оказалось, что носильщик положил чемодан ошибочно в миланский поезд. Через неделю я получил чемодан из петербургской таможни в совершенной целости.
Корабли Балтийского флота на якорной стоянке. 1910-е гг
В Вене до отхода вечернего поезда мы успели объехать в коляске город. На русской границе вошли к нам в вагон обычные таможенные чиновники и жандармы для проверки паспортов и заперли нас в вагоне до окончания скучной процедуры. В Варшаве мы не останавливались, поезд прямого сообщения прошел там прямо на Петербургский вокзал. Вильно миновали ночью, а на утро в Режице вышла нас встретить дочь Наташа (там служил ее муж). Поезд стоял лишь 8 минут. К полудню прибыли в Петербург. Сын Жорж, окончив кампанию, вернулся на следующий день.
В октябре наш судостроительный завод в Ревеле был готов, и на торжественное открытие завода правление пригласило высшие морские власти с Морским министром во главе. Опять был нанят особый поезд; парадный обед устраивал Кюба, привезя из Петербурга своих лакеев и всю сервировку. На эллингах завода была торжественная закладка заказанных нам крейсеров и миноносцев. Серебряные доски с именами судов укладывал Морской министр.
Зима 1913–1914 года протекала в Петербурге нормально. Политическое спокойствие обеспечивалось Государственной Думой 3-го созыва с большим перевесом правых партий (октябристы и монархисты) с председателем Родзянкой во главе. Кадеты и левые партии потеряли апломб и поддержки не имели. Выступления Милюкова, Родичева, Шингарева, Керенского и Чхеидзе встречались или молчанием, или остротами Пуришкевича. Премьер Коковцев, умевший спокойной иронией отвечать на запросы левых партий, всегда получал поддержку значительного большинства Думы.
В феврале 1913 г. с большой помпой праздновалось 300-летие царствования Дома Романовых; три дня Петербург был убран флагами, а по вечерам иллюминован. Столичное общество с беззаботным оживлением забавлялось на балах, в общественных собраниях, в театрах, в опере и балете. При дворе давались балы, а в дворцовом театре с громадным успехом была разыграна драма «Царь Иудейский» — сочинение Великого Князя Константина Константиновича, в котором сам автор изображал Иосифа Аримадейского. Царь был спокоен, Наследник подрастал и был здоров, и Гришка Распутин был в полной силе. Однажды вечером он «почил» своим присутствием дом одной светской барыни. И я «удостоился» видеть в первый раз близко этого грязного распутника. Это крупный мужик, с обликом соборного дьякона, с большой бородой и слегка лысой гривой; поверх голубой шелковой косоворотки одет длиннополый черный сюртук, шаровары взаправку и сапоги бутылкой; огромные руки с черными ногтями, и на потном широком лице выступают запавшие похотливые глаза, приводившие в блудный экстаз его пожилых поклонниц. Выпив за ужином несколько бокалов вина, он уехал к своим арфисткам. Хозяйка дома, психопатка бальзаковского возраста, была от него в восторге. Она мне признавалась, что от его взгляда она всю ночь не могла заснуть.
Весною 1914 г. мой сын Жорж окончил Училище и на Пасху был произведен в корабельные гардемарины (Этот полуофицерский чин был опять установлен во флоте. В этом чине корабельные гардемарины обязаны были проплавать на судах эскадры и осенью, в октябре, производились по экзамену в мичмана.), и с 1 мая ушел в практическое плавание на крейсере «Паллада» (в Балтийской эскадре). Это был красивый, крепко сложенный, с весьма симпатичным характером и добрым отзывчивым сердцем юноша. Товарищи его очень любили и бывали у нас в доме. В немногие дни его кратких каникул он с юношескою радостью пользовался офицерской свободой и побывал в летних театрах и в тех садах, где запрещалось бывать воспитанникам Училища. 1 мая он отправился на эскадру; жена с ним простилась и уже больше она его не видела.
В эту весну, как и в два предыдущих года, явных причин для европейской войны, как будто, не было, но тем не менее все государства усиленно вооружались; строились поспешно дредноуты, сверхдредноуты, подводные лодки, аэропланы. Виновником этого напряженного состояния была Германия. Для ее колоссально развившейся промышленности требовались рынки и колонии; но большинство колоний было в руках Англии, бывшей в этом отношении естественным соперником и конкурентом Германии. Диких африканских колоний (Занзибар и Камерун) ей было мало, а Кау-Чау в Китае имел характер лишь военного порта.