В Lugano перед самым обедом в небольшом изящном отеле, переделанном из богатой виллы какого-то берлинского барона, мы получили три комнаты с общей верандой, выходящей на озеро.
Отель окружен садом из цветущих олеандров, магнолий и платанов, защищавших его от солнца. Небольшой городок Lugano состоял из двух десятков отелей, расположенных дугой по берегу озера; тут были огромные «Palas’ы» в 7 этажей, «Континентали», «Насионали», «Бристоли», «Виктории»; поменьше — «Бориважи», «Сюисы», обычные во всех швейцарских курортах, повторяющиеся имена отелей. Набережная, длиною версты полторы, была засажена липовою аллеею, это променад, посещаемый публикой по вечерам, когда спадала жара. На зеленых склонах гор, окружавших озеро, были устроены тропинки с маршрутами прогулок, как и везде в Швейцарии.
У самого городка по крутому склону был устроен фюникюлер к монастырю St. Bernardino, лежащему на самой верхушке горы. Оттуда открывался вид на все три соседних озера Lugano, Como и Luggomaggiore. На пароходе мы отправлялись иногда на соседнее озеро Сото; там на острове Beadgio в тени цветущей зелени было несколько кафе, где мы иногда обедали, и вечером, после заката солнца, возвращались к себе в отель. По вечерам в Lugano публика проводила время на верандах кафе, примыкавших к берегу, и под звуки небольших оркестров лакомилась мороженым и прохладительными напитками. Когда началась жара, мы решили переехать по ту сторону Альп, в немецкую Швейцарию, где значительно холоднее. Мы выбрали Weggis на берегу Фирвальдштетского озера («озеро 4-х кантонов»), возле Люцерна.
Проехав Сен-Готардский тоннель, а затем пароходом по озеру, мы вышли на пристани в Weggis’e и, поднявшись на гору, взяли три номера в отеле «Albano», находившемся в красивом саду, заросшем кленами, лиственницей и туей; из миртовых кустов были беседки; небольшие фонтаны орошали клумбы цветов. Отель был на широкую ногу, с полным комфортом, прекрасным столом. Преобладали семейства из Германии и Австрии, было несколько еврейских семейств из Одессы и Польши, доктор-поляк с женой и сыном из Варшавы, два англичанина и один пожилой граф из Бразилии с молоденькой красавицей-женой и грудным ребенком. Два раза в неделю играл оркестр; из столового зала убирались столы, и молодежь после обеда танцевала до полночи. Было очень весело, и о близкой войне никто не подозревал. Но вот в газетах получились известия, что судебное следствие австрийских властей об убийстве в г. Сараеве австрийского наследника с супругой приняло серьезный оборот. Убийцей был серб Гаврила Принцип. Судебные власти обвинили Сербию в поддержке этого заговора. Австрия, по совету Германии, двинула часть войск на сербскую границу через Дунай и угрожала занять Белград и некоторые пункты на сербской территории. Россия предупредительной нотой удержала Австрию от такого опасного шага, но, видя безуспешность своей ноты, объявила мобилизацию корпусов, расположенных на австрийской границе, и послала Австрии ультиматум — отвести войска от границ Сербии.
Тут уже запахло войной, и у нас в отеле публика начала тревожиться, а австрийские и вслед за ними и немецкие семейства (оказалось впоследствии, что мужчины были австрийские и немецкие офицеры) покинули внезапно отель и уехали домой. Одесские и польские евреи базировались на меня, зная, что я адмирал и что, если я сижу спокойно, то нет опасности близкой войны, и они могут не торопиться возвращаться в свою «Одешу». Я тоже с тревогой следил за газетами. В них сообщалось, что император Вильгельм прекратил внезапно свои экскурсии на яхте «Hohenzollern» по норвежским фьордам и вернулся в Берлин. Обменялись взаимно Вильгельм с Царем Николаем телеграммами. Оба уверяли друг друга в нерушимой дружбе и решительном желании избегнуть войны. Но в воздухе, тем не менее, пахло дымом. Толпы иностранцев осаждали вокзалы и спешили домой; в Люцерне все банки прекратили обмен иностранной валюты и закрылись.
Швейцария объявила нейтралитет и мобилизацию, закрыла свои границы для иностранцев, оставив для выезда одну лишь пограничную станцию Шаффхаузен. Все это я узнал только в Люцерне, куда я поехал взять спальные билеты в экспрессе на выезд через Берлин. По всем остальным направлениям выезд, как сказано выше, оказался закрытым. Места во всех поездах были уже заняты вперед на три дня, и я получил билеты только на 18 июля накануне объявления войны (31 июля нов. ст.). Мои дамы начали поспешно укладывать вещи, накупленные в большом количестве за лето и в Берлине, и в городах Швейцарии; все это с трудом упаковалось в трех больших кофрах.