Еще немного бега, и она оказалась в Центральном парке. Свернув на тротуар, огибающий парк с востока, глянула на часы.
22:28.
Она снова увеличила темп, найдя в себе новые силы. Ее ноги начали двигаться все быстрее и быстрее, и вскоре она уже мчалась, как спринтер. Это было необходимо, чтобы гарантированно не разминуться с целью. Этот бег не был чем-то очистительным – был просто работой, совмещенной с удовольствием. Она вновь припомнила свою первую пробежку по Манхэттену – на следующий день после встречи с Мелани, которую ждало лето, посвященное самопознанию. Бедняжка Мелани так и не нашла себя в то лето…
Тело Мелани тоже так и не было найдено.
В десять сорок она замедлила бег, приближаясь ко входу в музей «Метрополитен». Из дверей его толпой валила публика в коктейльных платьях и смокингах. Она присела на ступеньки и перевела дыхание.
Прошло несколько минут, прежде чем она наконец увидела его.
Мужчину среднего роста. С седыми волосами, расчесанными на косой пробор. Под кашемировым пальто с накинутым поверх шарфом – смокинг. Он разговаривал с двумя пожилыми дамами, а потом, подав обеим руку, сопроводил их вниз по ступенькам. Звали его Хэл Коэн. В течение пятнадцати лет он был политическим стратегом ее отца, бессменным руководителем его предвыборных кампаний, главным сборщиком средств и сообщником.
Спустившись на улицу, дамы поблагодарили Хэла.
Она резко встала. Достаточно резко, чтобы привлечь его взгляд.
Когда Хэл увидел ее, улыбка исчезла у него с лица. Однако он быстро вернул ее на место и помахал на прощание дамам, направлявшимся к пешеходному переходу, после чего немного постоял, засунув руки в карманы пальто. Его дыхание клубилось в вечернем воздухе, пока Хэл размышлял, что делать дальше.
Потом он коротко кивнул и небрежной походкой направился к ней.
– Ну как, хорошо развлеклись? – спросила она.
– Это было мероприятие по сбору средств для одного моего хорошего знакомого. Развлечения в меню не входили, – ответил Хэл. И, по-отечески положив руку ей на плечо, добавил: – Сочувствую насчет твоего отца, детка.
Он всегда ее так называл: «детка». Когда Хэл начал помогать ее отцу проникнуть в политические сферы, то пришел к ним домой, чтобы поговорить с ним, познакомиться с ее матерью, с семьей – убедиться, что в шкафу у той нет никаких скелетов. Сказал, что если б там были скелеты, то ему пришлось бы похоронить весь этот шкаф на дне Ист-Ривер.
– Спасибо. Вы ему всегда нравились. Папа говорил, что вы способны уладить все, что угодно. Мне нужно поговорить с вами, Хэл, – сказала она.
– Послушай, я очень сожалею о том, что случилось с твоим отцом. Фрэнк этого не заслуживал, однако…
– Вот об этом мне и нужно с вами поговорить. У меня нет времени ждать. Это нужно сделать прямо сейчас. Хэл, вы должны знать, что я не убивала своего отца.
Он вздохнул, кивнул и указал на элегантный «БМВ», припаркованный на противоположной стороне улицы. Они молча направились к машине. Она села на пассажирское сиденье, он – за руль.
– Я отвезу тебя домой. Ну давай, говори, что хотела, – сказал Хэл.
Она ничего не ответила.
– Ты же хотела поговорить – так давай поговорим, – настаивал он.
Склонившись к водительскому сиденью, она положила руку ему на бедро. Он напрягся, и она прошептала:
– Я знаю, вы записываете все, что сказано в этой машине. Отец мне говорил. Мы можем пообщаться в моей квартире.
А потом отодвинулась от него, откинувшись на спинку сиденья, и положила руки на колени. Хэл просто кивнул и ответил:
– Ладно.
Ей понравилось это чувство, когда Хэл ощутимо напрягся. Оно позволило ей ощутить свое могущество – когда она склонилась к нему, чтобы коснуться губами его уха, а ее рука лежала у него на бедре. Это было слишком уж фамильярно, и все же она знала, что Хэл явно возбудился бы, если б молодая женщина дотронулась до него.
Они ехали молча, пока он не подкатил к ее дому и не припарковался на противоположной стороне улицы. Здание было таким же, как и многие другие в этой части Манхэттена – элегантным и величественным, – но время уже начинало брать свое. Камера видеонаблюдения в вестибюле уже несколько недель не работала. Преступления в этой части города случались относительно редко, так что камеры были не в приоритете. Главное, что старый лифт работал по-прежнему исправно, а все остальное обитателей дома особо не интересовало.
Двери кабины открылись, и она провела Хэла к своей квартире, самой большой на этаже – к последней двери в левом конце коридора. Внутри небольшой коридорчик привел их к обеденному столу, стоящему в кухне открытой планировки.