Иванов начал заливать пакет с чаем кипятком.
— Кальман Иванов. Натерпелся я в школе. Как только меня не обзывали: Кульман, Какаман, Котман. Изощрялись по-всякому. Тебе, наверное, тоже досталось! Евлампия! Учудили, однако, твои родители.
— Раньше меня звали Ефросинья, сокращенно Фрося, — объяснила я, — Евлампией я стала во взрослом возрасте. Но меня не дразнили, я люто ненавидела занятия, постоянно симулировала разные болячки, поэтому в основном сидела дома.
— Фрося Романова? — повторил Кальман. — Мама певица? Папа генерал-ученый?
— Да. Откуда вы знаете? — поразилась я.
Кальман опять почесал затылок.
— Помнишь Нюсю-леворучку? Ее так звали, потому что она была левша.
— Сапожницу? Конечно, — улыбнулась я, — симпатичная тетечка, гениально обувь делала. Все удивлялись, принято считать, что сапоги-лодочки только мужчины тачать умеют. А тут милая брюнетка. У нее актрисы, певицы, многие из мира театра-музыки туфли заказывали. Моя мама частенько ее приглашала. Нюся и папе ботинки мастерила. Работала быстро, хорошо.
— Это моя мама, — сказал Кальман.
Я оторопела.
— Не может быть!
— Почему? — усмехнулся он. — Я помогал матери, развозил заказы. Старшую Романову помню, в отличие от других клиентов, твоя мамаша меня всегда вкусным угощала, чаевых не жалела. Тебя пару раз видел, но не обратил внимания. Ходила мелочь в платье. Разница большая в возрасте у нас. Я уже повзрослел, а ты была ребенком. Эх, нечем нам с тобой выпить-закусить за встречу.
— Плохо переношу алкоголь, — призналась я.
Кальман схватил меня за руку.
— Слушай! Я следователь, профи высокого класса. Можешь справки навести. Не алкаш вовсе. Сейчас от тоски квашу. В милиции кучу лет оттрубил, поэтому семьи не завел. Ни жены, ни детей, только работал, работал, работал, конем вкалывал. Итог? Выперли на пенсию. Ничего хорошего за каторжный труд я не получил, только копейки раз в месяц. Пристроился в охрану. Сутки через трое в супермаркете у касс брожу. Блин! Я! Дураком рассекаю! «Где крупа?» — «Налево, за чаем». Тьфу. Не о том я мечтал. Знаешь, какие дела я вел? Рассказать не могу. Не болтун. Ты в агентстве кто?
— Сотрудник, — осторожно ответила я.
Хозяин отошел к окну.
— Вам там не нужен отличный сыскарь, а? Могу землю носом рыть! Мы же с тобой с детства знакомы. Моя мать твоей туфли шила. Не чужие друг другу! Не подумай, что я из-за денег прошу, хотя они мне во как нужны!
Кальман провел ребром ладони по шее и повторил:
— Во как! Но не в зарплате дело. Мне хочется на службу. Сечешь? Не гляди так! Да! Я квасил неделю! Ханку жрал! Опух, не брился, не мылся. Дай мне час! Не узнаешь меня! Водярой я наливаюсь от безделья, одиночества. Помоги, а? Ну помоги!
Мне стало жаль Кальмана, я вынула телефон.
— Господин Костин, агент Романова по личному вопросу.
Слава богу, Вовка понятлив, он сухо ответил:
— Слушаю вас.
— Я нахожусь вместе с Кальманом Ивановым. Он до пенсии работал следователем.
Костин молча слушал, как я излагаю просьбу бывшего мента, потом перебил:
— Ваше предложение?
— Мы можем использовать Иванова в качестве внештатного агента, — затараторила я. — Готова взять его в дело санатория «Теремок». Если Кальман хорошо себя проявит.
— Да, да, да, — зачастил хозяин квартиры. — Сейчас…
Он вскочил и выбежал из кухни.
— Подожди, — шепнула я в трубку.
— Угу, — донеслось в ответ.
Я встала, выглянула в коридор и услышала шум воды из санузла.
— В душ помчался, — пояснила я Володе, — жалко его. Кальман определенно что-то знает о дамах из «Теремка». Давай поступим так, я скажу ему, что он нанят на одно дело. Если проявит себя, потом пристроим в офис.
— Добрая ты наша, — вздохнул Костин, — с алкашом связываться гиблое дело, они не способны работать.
— Давай дадим ему шанс, — заныла я, — посадим на ресепшен. Если станет пить, выгоним. Где риск?
— Если уговоришь мужа, я возражать не стану, — пообещал Володя, — до первого запоя. Пусть помогает администратору.
— С Максом я справлюсь, — обрадовалась я.
— Не вздумай алконавту денег дать, — предупредил Вовка.
— Похоже, у него даже на метро мелочи нет, — вздохнула я.
— Без денег обойдется, — повторил Костин, — купи ему проездной.
Глава 25
— Ты не пожалеешь! — пообещал Кальман. — Ни на секунду.