Итак, предательство мерзко, отвратительно, но оно — проявление человеческой слабости. Так можно ли его оправдать, простить? На первый, поверхностный взгляд, создается впечатление, что автор романа сочувствует людям, совершившим измену. Однако мы видим, как жестко и непримиримо ведет свою линию отношения к предателям Александр Сорокин: предательство не может быть оправдано, изменник должен понести наказание даже ценой своей жизни. Позиция Сорокина и есть позиция автора и сверхзадача романа. Патологичное, вероломное, антигуманное поведение людей в обществе попытки понять и простить предательство, приводят к размыванию представлений о добре и зле, к болезни и гибели общества.
Бессонова Л. А.,
доктор философских наук, профессор
Война — это пир предателей и героев.
За какой стол садиться, каждый выбирает сам…
Часть первая
Москва
Стояла поздняя осень 1941 года. Капитан Сорокин шел по проселочной дороге, обходя стороной лужи и воронки от бомб и снарядов. До железнодорожной станции, куда он направлялся, было не далеко, но путь этот оказался для него нелегким, ранение в бедро давало о себе знать, и внезапные боли, возникавшие в ноге при движении, заставляли его часто останавливаться. Вот и в этот раз боль как молния пронзила его ногу, от чего Александр охнул и, громко выругавшись, остановился. Сейчас он жалел, что не послушал старшую медицинскую сестру и решил добраться до станции самостоятельно.
«Хоть бы попутная машина попалась, — с надеждой подумал он. — А так можно засветло и не дойти до станции».
Он посмотрел на часы, которые показывали начало третьего, и перевел взгляд с циферблата на серое свинцовое небо, которое висело словно дьявольский покров. Откуда-то из-за черного безжизненного леса донесся протяжный гудок паровоза. Он поправил выгоревшую от солнца пилотку, поднял воротник шинели и двинулся по разбитой траками танков дороге, опираясь на самодельную палочку. Размышляя о предстоящей встрече со своими товарищами по службе, он не заметил, как его нагнала легковая автомашина.
— Куда путь держите, капитан? — спросил его мужчина с тремя шпалами на петлицах.
Александр быстро переложил палочку из одной руки в другую, и отдал честь.
— Капитан Сорокин, — представился он. — Возвращаюсь из госпиталя в часть.
— Садитесь, капитан, я тоже еду на станцию, — предложил ему подполковник. — Не рано еще на фронт? Я смотрю, вы сильно хромаете.
— Врачи выписали, товарищ подполковник, считают, что воевать я могу. Если честно, лежать в госпитале стало тяжело. Кругом раненые, калеки, а я хоть и плохо, но ходить могу.
Подполковник усмехнулся.
— Ходить, капитан, могут многие, но нам сейчас нужны солдаты, а не те, кто может передвигать ногами.
— Меня агитировать не нужно, товарищ подполковник. Если потребуется, то я и зубами буду рвать фашистов.
Тот снова снисходительно улыбнулся и покачал головой, то ли, осуждая его, то ли, соглашаясь с ним.
— Где вы служили, капитан?
— В особом отделе 37-ой армии, ранение получил при выходе из окружения.
— Выходит, у Андрея Андреевича Власова? Я хорошо знаком с ним. Мы вместе вступили в партию в 1930 году, а в 1929 году окончили Высшие армейские курсы «Выстрел». Затем наши пути разошлись: меня направили в Южный военный округ, а его, как я слышал, в Китай в качестве военного советника к Чан Кайши. Видимо, неплохо он там служил, если дослужился до командующего армии. Не каждому доверят подобную должность.
— Не берусь судить об этом, товарищ подполковник. Мне всего два раза удалось с ним переговорить за все эти годы: кто он, и кто я?
— Профессионально отвечаешь, капитан. Ты хорошо научился уходить от прямых вопросов.
Подполковник рассмеялся. Он что-то еще хотел спросить у Сорокина, но машина резко свернула влево и затормозила около свежевыкрашенного шлагбаума, который словно длинная худая рука пересекал дорогу. К машине подошел офицер в накинутой на шинель плащ-палатке.
— Комендантский патруль. Старший лейтенант Захаров. Документы, — монотонным голосом произнес он и взял в руки, протянутые шофером бумаги.
Что-то в действиях офицера не понравилось Сорокину. Может, что он вел себя как-то не естественно, может, его руки с отполированными ногтями. Сорокин машинально опустил руку в карман шинели, где у него лежал трофейный пистолет «Люггер». Офицер долго читал бумаги, тем самым вызвал недовольство и у подполковника. Тот открыл дверь автомашины и махнул офицеру, подзывая его к себе.