На постоялом дворе я встретил русских, бежавших из Румынии.
— Можно ли пробраться через Добруджу в Одессу? — спросил я.
Беглецы ответили:
— В каждом румынском селении есть жандармы, которые ловят русских, избивают их и бросают за проволоку в лагеря, где кормят один раз в день. Бежать оттуда очень трудно, мы вырвались просто чудом, днем скрывались в лесу, а ночами шли к болгарской границе.
Кто-то предложил рискованный план: ехать в Одессу морем на лодке. Но это была только мечта…
Опять пришлось «сидеть у моря и ждать погоды»… Я подружился с бывшими солдатами Салоникского фронта. Они работали грузчиками на пристани, получая от пароходной компании сущие гроши, немного горячей пищи и жилье в бараке. Они взяли меня в свою артель.
После долгого трудового дня мы ели суп из требухи, располагались на нарах, я вспоминал о своих скитаниях, а они делились пережитым:
«Нас, русских, принудили сражаться против болгар и турок, — рассказывали солдаты, — мы много вытерпели, думая, что так это и надо. Но временами появлялись сомнения: «За какую землю мы воюем, за чьи интересы страдаем?» После революции мы словно прозрели. Отрадно было услышать, что наш народ заявил всему миру: «Долой братоубийственную войну!» Россия прекратила военные действия на всех фронтах. Могли ли мы сражаться, если наш народ покончил с войной!..
Мы заявили нашему и французскому командованию, чтобы нас вернули на родину. Никакие уговоры и посулы не могли повлиять на наше решение. Но мы были слишком доверчивы и добровольно разоружились. Нас посадили на пароход. Никто не сомневался, что скоро попадем домой. Но, увидев пустынный каменистый берег неведомой земли, все мы поняли, что обмануты. Избитых и истерзанных, нас силой высадили с парохода и загнали за проволочные заграждения. Мы очутились на Лемносе…
Лемнос — один из крупных остров Эгейского моря, он очень слабо заселен. На смену знойному дню там приходит ночной холод. Эти резкие переходы очень тяжелы. Во время войны Лемнос стал концлагерем, где уничтожали русских солдат, не желавших продолжать войну.
Мы оказались во власти палачей, они требовали нашего согласия воевать, но не нашли ни одного малодушного. Три месяца терзали нас, нередко соблазняя и новым обмундированием, и хорошей пищей, лишь бы мы согласились. Убедившись, что это не действует, они решили уморить нас. Воду и провизию стали привозить все реже и реже, люди в лагере погибали. Оставшиеся в живых были настолько слабы, что не могли хоронить умерших товарищей. От истощения и знойных солнечных лучей зрение притупилось, полуслепые, мы лежали близ берега в ожидании смерти. Вдруг донесся гудок парохода, вскоре нас окружили незнакомые люди. Мы их не различали, но слышали рыдания женщин. Это были сестры Красного Креста, наш вид потряс их… Всех нас перенесли на пароход. Но большинство товарищей погибло на Лемносе. После лечения в госпиталях мы решили пробраться ближе к родным берегам. Так наша группа оказалась в Варне, а другие уцелевшие товарищи рассеялись по Балканскому полуострову»…
Позднее я узнал, что французское командование не отвечало на запросы Советского правительства о русских солдатах-лемносцах, но их трагедия получила широкую огласку. Это и побудило английский Красный Крест послать пароход на Лемнос.
Находясь в порту Варна, я следил за движением судов и не упускал случая побеседовать с моряками…
Австралийские матросы и кочегары рассказывали, что их страна переживает бедствие после небывалой засухи и массового падежа скота. Цены на продукты сильно повысились, многие семьи в тяжкой нужде.
Военные корабли, особенно американские, казалось, избрали Варну своей штаб-квартирой: не успеет уйти одна флотилия, как появляется новая.
Ранней весной пришел большой русский пароход «Петр Великий». На берег высадились белогвардейцы. Потом прибыло еще несколько пароходов с белыми. В Варне стало шумно, открылись комиссионные магазины, где продавались драгоценности.
Как хищники, учуявшие поживу, вошли в порт два английских дредноута и американский крейсер. Комиссионные магазины быстро опустели. На улицах происходили дебоши, женщины прятались. Пьяные моряки ловили свиней, с улюлюканьем тащили их в шлюпки и везли на свои корабли.
Иностранцы ушли, белогвардейцы выехали в Константинополь (Стамбул), оставив на произвол судьбы больных и раненых. Даже медицинские сестры сбежали, боясь заразиться сыпным тифом.