УПРЯМЫЙ МИНИСТР
Прежде чем начать свой рассказ об упрямом министре, я познакомлю вас с четырьмя строчками танских стихов:
Эти стихи говорят о том, что люди по своему характеру могут быть искренни, а могут и притворяться. Известно, что нужно уметь видеть хорошее в том, кого ненавидишь, и видеть дурное в том, кого любишь.
В первой строке стихотворения говорится о Чжоу-гуне, носившем имя Цзи Дань, младшем сыне чжоуского Вэнь-вана.{101} Будучи одарен всеми высокими качествами, присущими государям, он помогал своему брату У-вану в войне против Шан,{102} и дом Чжоу утвердился на восемьсот лет. Но У-ван заболел. Тогда Чжоу-гун написал грамоту, в которой он обратился к небу с просьбой взять в тот мир его самого вместо брата. Он спрятал эту грамоту в золотой ларец, и никто не подозревал о ее существовании. Когда У-ван умер, престол унаследовал его сын Чэн-ван. Но он был еще слишком мал, чтобы править самостоятельно, и Чжоу-гун держал его на коленях, когда давал аудиенцию удельным правителям. Глядя на это, братья У-вана Гуань-шу и Цай-шу{103} задумали обвинить Чжоу-гуна в нарушении законов престолонаследия. Завидуя Чжоу-гуну, они пустили слух, будто он обманывает и унижает юного государя и недалеко то время, когда он открыто узурпирует трон. Чэн-ван стал сомневаться в верности Чжоу-гуна, и тогда Чжоу-гун вынужден был отказаться от поста министра, удалился в Дунго{104} и жил там в постоянном страхе.
Но однажды небо ниспослало грозу с сильным ветром, золотой ларец внезапно раскрылся, и Чэн-ван увидел в нем дощечку с письменами. Только тогда он узнал всю глубину преданности Чжоу-гуна. Он приветствовал возвращение своего министра, а Гуань-шу и Цай-шу казнил. Предки Чжоу, честь рода которых была в опасности, снова обрели покой. Но подумайте, кто бы сумел разобраться во всем этом, случись Чжоу-гуну заболеть и скончаться в ту самую пору, когда Гуань-шу и Цай-шу только начали распространять слухи о том, что он изменник, а золотой ларец с посланием оставался бы закрытым и сомнения Чэн-вана еще не разрешились? Разве последующие поколения не сочли бы этого хорошего человека дурным?
Во второй строке стихотворения говорится о Ван Мане. Ван Ман, по прозвищу Цзюй-цзюнь, был дядей императора Пин-ди{105} династии Западная Хань.{106} Он был лицемером. Пользуясь расположением и влиянием императрицы-регентши, он присвоил себе власть и величие государственного министра и втайне замышлял завладеть престолом династии Хань. Стремясь снискать расположение подданных, он старался держаться покорно и скромно, соблюдать установленные порядки и вести себя добродетельно. Он делал вид, что действует справедливо, и притворялся, будто стремится к высоким идеалам. Сотни тысяч людей в областях и уездах Поднебесной толковали о добродетелях Мана. Видя, что подданные настроены в его пользу, он отправил императора Пин-ди, сослал вдовствующую императрицу-мать и провозгласил себя императором, назвав свою династию «Новой». Он держался у власти восемнадцать лет, пока его не убили, когда Лю Вэнь-шу{107} из Наньяна{108} поднял восстание. А если бы Ван Ман умер на восемнадцать лет раньше, разве он не был бы признан добродетельным министром с незапятнанной репутацией? Таким бы его и описали в истории, и потомки считали бы этого дурного человека хорошим. Вот почему с давних пор говорят: «Лишь время может открыть до конца то, что кроется в душе человека». Говорят еще так: «Репутация человека утвердится бесповоротно не раньше, чем над ним опустится крышка гроба». По кратковременной славе нельзя судить, благороден ли человек, а по случайной хуле нельзя считать его низким. И стихи подтверждают:
Сегодня я расскажу об одном министре, служившем прежней династии. Пока он не занял высокий пост, он имел очень хорошую репутацию. Но когда в руки к нему пришла власть, он дал себе волю, стал действовать безрассудно и вызвал всеобщее недовольство. Десятки тысяч людей встречали его имя бранью и поношениями. И многие затаили в душе злобу против него. Так вот, если бы этот человек уснул навеки в ту пору, пока он пользовался доброй славой, люди и по сей день тысячи и десятки тысяч раз выражали бы о нем сожаление и говорили бы, что государство постигло несчастье, раз такой замечательный человек не успел занять высокой должности и полностью проявить свои способности. Случись так, в веках сохранилось бы его доброе имя. Но смерть поздно пришла к нему, и он дожил до того времени, когда его стали ругать и поносить в десять тысяч голосов. Вся беда была в том, что он прожил на несколько лет больше!