Учитывая, что до вылета нашего самолета остается четыре часа, решаем добираться до центра ливийской Сахары через Мурзук. Тем более что отличные дороги и опытные проводники, возглавляемые Рони Роневым, обещают нам показать по дороге «находище» гипсовых песчаных (сахарских) роз — выше я упоминал о них вскользь.
Однако настроение у меня паршивое. С каждым километром мы все дальше от города Гат и гор Акаккус, на отрогах которых находятся самые богатые наскальные рисунки в Ливии. Повседневная суета часто не дает возможности ознакомиться с уникальными памятниками истории в стране, где ты работаешь, памятниками, ради которых люди в прошлом рисковали жизнью, да и сегодня тратят время и большие деньги, чтобы их осмотреть.
От Джермы следуем по новой дороге, минуя ферму Магнуса. Через полчаса езды нас по договоренности встречает другая автомашина болгарских специалистов, осваивающих в этих местах небольшое, открытое ими нефтяное месторождение. Они взялись показать нам это «находище». Спускаемся с обочины и начинаем петлять по белесой пустыне, разыскивая то место, где упавшие редкие капли дождя и роса приводят к образованию кристаллов гипса, вырастающих в течение многих лет в причудливые бутоны. К середине дня ветер в Сахаре усиливается. Он бросает в лицо горсти песка, и темные очки лишь немного защищают глаза от песка. Тем не менее с помощью наших болгарских друзей нам удается найти удивительное место — питомник гипсовых сахарских роз.
Гипсовые розы засыпаны песком, и только специалисты, бывавшие здесь в хорошую погоду, могут найти место их «произрастания». Стоя на коленях и раня пальцы об острые камни, раскапываем хрупкие розовые цветы с тонкими, усыпанными кристалликами гипса перемычками, соединяющими бутоны. Они действительно похожи на соцветия розы или других цветов. В аэропорту Триполи под пластмассовые колпаки помещены отобранные у пассажиров, выезжающих за пределы Ливии, сахарские розы, купленные или вырытые тайком в пустыне.
Мурзук открывается внезапно железобетонными коробками новых домов. Кое-где сохранились старые постройки, сложенные из узкого мелкого кирпича и обломков камней. Где-то здесь находятся пирамиды, которые считаются древнее египетских.
Генрих Барт, немецкий ученый, упоминавшийся выше в связи с наскальными рисунками и обследовавший также каменные изваяния в окрестностях Мурзука, писал: «…здесь жили люди достаточно образованные, чтобы по достоинству оценить такие произведения, и способные наслаждаться ими. Туземцы рассматривают эти доисторические памятники как изображение идолов. Я и сам, взирая на эти совершенные, отмеченные печатью гения монументы, устремленные ввысь, невольно поддался какому-то мистическому чувству»[45].
Однако искать этих идолов и пирамиды нам, к сожалению, некогда. Покрутив по улицам нового, чистого и довольно уютного города, мы неожиданно утыкаемся в холм в центре Мурзука, на котором, как шапка на лысой голове, — средневековая крепость. У его подножия — небольшая, тоже старая мечеть с остроконечным минаретом. Взойдя по пологой дороге к воротам крепости, я оборачиваюсь, и в глаза бросается удивительное несоответствие: вокруг старой, чуть подновленной голубой краской мечети расставлено множество современных и самых разных цветов автомобилей, доставивших сюда верующих на пятничную молитву.
Из Мурзука едем к востоку, в сторону города Трагана, и затем прямо на север, к Себхе. В аэропорту нам сообщают, что вылет отменяется из-за плохой погоды. Это заявление кажется нам нелепым, так как солнце ослепительно сияет и на голубом небе не видно ни одной тучки.
Песчаные бури тоже не предвидятся. Однако авиадиспетчеры неумолимы и не оставляют никаких надежд на возможность улететь в Триполи. Тогда мы вновь садимся в машину и едем в сторону Триполи. Наш маршрут от Себхи таков: Сокна — Хун — Уаддан — оазис Бу-Нугейм — Абу-Грейн — Мисурата — Триполи. Проехать более тысячи километров по пустыне, к тому же ночью, — дело довольно сложное не только для водителя, но и для автомашины, как бы хорошо она ни ныла подготовлена.
Предупреждения синоптиков не лишены оснований: не доезжая до города Хун, попадаем в сильнейшую грозу. Яркие молнии расчерчивают черное сахарское небо, вырывая из мрака стоящие на обочине километровые столбы. Дорога превращается в ручей, а наш тяжелый автомобиль БМВ-735 от порывов бокового ветра раскачивается, как утлая лодочка. Но самое страшное начинается после Абу-Грейна, на низменном участке дороги, ведущей к городу Таварга. Полотно дороги залито водой, в темноте не видно колеи, и мы поминутно можем вылететь на обочину, засесть в размытом грунте и просидеть до утра. Но наш водитель и наша автомашина выдержали все испытания, которые наслала на нас Великая пустыня.
До своей поездки в Сахару я представлял себе пустыню сухой зоной, где выпадают редкие капли дождя. Однако оказалось, что в Сахаре дожди не так уж редки, и притом столь обильны, что всегда называют неожиданные и поэтому разрушительные наводнения.
Среднегодовое количество осадков в центральной Сахаре составляет 50 миллиметров. На протяжении нескольких лет может не выпасть ни одной капли дождя. Тем не менее историки и путешественники отмечали мощные наводнения в алжирской Сахаре 21 октября 1904 года (утонуло 25 человек) и 17 января 1922 года (когда в вади Таманрассет утонуло 22 человека также в Западной Сахаре (вади Сегиет-эль-Хамра) и 1957 году и в алжирском оазисе Лагуат в декабре 1967 года. Степень заполнения вади зависит от мощности дождя и от прилегающих к нему поверхностей (песчаных, глинистых или щебнистых). Некоторые реки наполняются в течение часа, другие — в течение суток. Самое большое вади Сахары — Игхархар (Игаргар) — имеет длину 1300 километров.
Ливийский писатель Ибрагим аль-Куни, имя которого не раз встречалось на страницах этой книги, написал рассказ «Внеочередная молитва» о наводнении, вызванном обильным дождем в пустыне: «Когда соберутся на небе тучи и вдруг хлынет ливень, ребятишки нагишом выбегают на открытое место и хором кричат; «Лей, лей посильней! Будут финики вкусней! Были б финики вкусны, косточки нам не нужны! Что ж вода твоя, ей-богу, впрямь забыла к нам дорогу?!»» Такой дождь в пустыне приятен и доставляет удовольствие. Но случается и грозный поток, который все сметает на своем пути. Как говорил шейх, «каждый раз этот поток для нас — благодеяние и проклятие аллаха… без него — зло… И в нем — зло». Герой рассказа Дамуми бросается спасать девушку Тамиму, которая оказалась одна на холме, стоящем среди вади, мгновенно затопленного дождевой водой. С шестом, фонарем и веревкой он отправился в рискованный путь, сопровождаемый причитаниями женщин и молчаливым сочувствием мужчин. «Поток зверел, подбираясь все выше. Вода стала заливать фонарь. Впервые в жизни Дамуми охватило отчаяние. Он сделал шаг, еще один. Фонарь потух — ничего! Еще шаг, еще… Дамуми угодил в яму. Прежде чем вода успела накрыть его с головой, он закричал, собрав последние силы… и погрузился в воду… И вдруг — шипы!.. Дамуми вынырнул, вцепился в ветви дерева, поднатужился что было мочи и встал на ноги»[46].
Эта драматическая сцена происходила в пустыне Сахара, на одной трети которой образуются временные водотоки. Так что в Великой пустыне вполне можно не только погибнуть от жажды, но и утонуть в бурном дождевом потоке.
Вопрос о том, каким был климат Сахары, продолжает обсуждаться среди ученых и сегодня, хотя в настоящее время уже не осталось сомнений, что он был более благоприятным: Великую пустыню покрывала богатая растительность, орошали реки, в ней водилось много зверей. Спор идет лишь о деталях. Наскальные рисунки, открытые в Сахаре, имели, судя по всему, различное предназначение. Крупные, высотой в несколько метров, рисунки дикого буйвола, слона, жирафа или льва украшали места капищ, где первобытные люди праздновали удачную охоту или, наоборот, перед охотой «заколдовывали» свою будущую добычу. Любопытно, что все это — животные африканской саванны. Скорее всего изменение влажного климата произошло в V тысячелетии до нашей эры, после чего на рисунках стал изображаться в основном крупный рогатый скот.
46
Барабаны пустыни. Современная ливийская новелла. Пер. с араб. М., 1985, с. 96–97, 91, 103–104.