— Том! — узнать его не трудно: эти глаза ни с чем не спутать.
Я улыбнулся, но потом заметил стоящего рядом с ним молодого Дамблдора, и улыбка стекла с моего лица.
Сердце застучало в груди как бешеное. Прошлое Тома — серое и безрадостное, ужасное. Это место не подходило ребенку.
Я горько засмеялся, когда он попытался командовать Дамблдором. Уже в одиннадцать характер у него был что надо. Его трофеи в шкафу вызвали тянущее чувство под ребрами: я тоже в детстве брал без спросу игрушки других детей, потому что своих у меня никогда не было. Но потом тетка Петунья нашла мой тайник в саду, я был выпорот и навсегда зарекся брать то, что мне не принадлежит.
Поступок директора вызвал у меня вспышку негодования. Вот, что я усвоил — ребенку надо все объяснять, разговаривать с ним, а не просто запрещать и пытаться напугать.
Я вынырнул из воспоминания и сразу же открыл следующее. Видеть Тома в трезвом уме и здравой памяти было потрясающе. Он был скрытным и озлобленным ребенком, не доверяющим взрослым, и я его хорошо понимал. Как это ни странно, я, кажется, гордился им.
Но в этом воспоминании Дамблдор выглядел совсем молодым и это настораживало. Я не знал, когда он обзавелся сединой и колокольчиками в бороде, но что-то подсказывало, что это не могло произойти тридцать лет назад. Ему уже тогда должно было быть девяносто!
Скорее, следующее воспоминание!
У пятнадцатилетнего Тома были круглые щеки и зачесанные назад волосы. Я протянул к нему руку, но она прошла сквозь фантома.
Слизеринец. Он был слизернцем, кто бы сомневался.
— Теперь школу закроют, профессор?
— Боюсь, что так.
Отчаяние на его лице было мне знакомо. Но никто, кроме меня, его не заметил.
Следующее воспоминание, скорее!
Том вытянулся, но его щёки по-прежнему были слегка округлые. Сравнив нынешнего Тома и воспоминание, я понял, что сейчас он выглядит намного старше подростка, каким он мне всегда казался.
— Профессор, что вы знаете о крестражах?
Рассказ пухлощёкого старика с моржовыми усами заставил мои внутренности покрыться льдом.
Нет.
Том не мог… Он же совсем мальчишка!
Следующее, скорее!
Том в доме Хэпзибы Смит. Он вытянулся ещё больше, похудел, теперь это именно мой Том. Его глаза такие же: полные безумия и целеустремленности. Он завораживал и очаровывал.
Чем больше я смотрел воспоминаний, тем труднее становилось дышать. Кашель вернулся с новой силой.
— Ты снова здесь, Том, — у Дамблдора первая седина в рыжей бороде.
— Я хочу стать преподавателем.
В этом воспоминании я практически не мог узнать Тома. Его лицо словно смазалось, истончилось, руки превратились в паучьи бледные лапы.
— Я слышал, вы с друзьями многое натворили, Том. Или мне называть тебя Лорд Волдеморт?
Я закричал и воспоминание оборвалось.
Нет. Не может быть.
Волдеморт умер в восемьдесят первом. Том не может быть им, он совсем не похож на психопата-магглоненавистника.
Позавчера мы ели мороженное в маггловском кафе. Это какая-то ошибка.
Я схватил последний оставшийся флакон.
В этом воспоминании седой Дамблдор с обугленной рукой сидел в пыльном кресле в тесной комнате. Снизу доносились крики веселья и пьяного кутежа.
— Когда ты посмотришь это воспоминание, Гарри, я буду давно мёртв.
— Что вы натворили? — спрашивать бесполезно, но я спросил.
Весь мой мир разваливался на куски и исчезал в черной воронке океана прямо сейчас.
— Это я отправил тебе то письмо, мой мальчик. Если ты здесь — значит, ты последовал за музыкой. Я боялся, что кто-то перехватит эти воспоминания, прости за эти загадки.
Он выглядел совсем плохо. Лицо сливалось с белой бородой, рука, черная и сморщенная, покоилась на вытертом подлокотнике.
— Я начну издалека. В этих воспоминаниях ты увидел путь самого темного мага столетия — Лорда Волдеморта. Я пытался оградить тебя от него, но это невозможно. О вас двоих было произнесено пророчество.
— Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…
— Именно поэтому Лорд Волдеморт пришёл в ваш дом в Хэллоуин восемьдесят первого. Он хотел убить тебя, но любовь твоей матери защитила тебя, и он развоплотился от своего заклятия, но не умер. Он обезопасил себя от смерти с помощью крестражей — предметов, куда спрятал куски своей души. И я лишь недавно понял, что ты — один из них. В ту ночь кусок его души откололся и попал в тебя.
Рука непроизвольно потянулась к шраму.
Что за дерьмо?!
— Я пытался уничтожить его крестражи, но, как видишь, я потерпел поражение, — Он поднимает вверх свою черную руку. — Тогда я ещё не знал, что ты — один из них.
Какого Мордреда? Дамблдор перед смертью выжил из ума? Что вообще это значит?
— Не суди меня, мой мальчик. Я сделал всё, чтобы оградить тебя и весь мир от этого монстра. Когда тебе было двенадцать, Том возродился из своего самого первого крестража благодаря малышке Джинни Уизли: он вытянул всю её жизнь через дневник, в который она писала. Когда я нашел их, было слишком поздно — Джинни была мертва, а Том обрел материальное, живое тело. И я… Я решил рискнуть. Расставил ловушку, дал молодому Тому из крестража уйти на поиски кусочка своей самой старшей версии. Как видишь, у меня все получилось: Волдеморт вселился в свое молодое тело, а я сумел поймать его, пока он был слишком слаб. Я стер ему память и поместил в Азкабан, чтобы он не натворил бед, пока я уничтожаю его крестражи. Но потом… Потом я узнал, что ты — один из них, мой мальчик. Я не успел найти решение, как видишь, я умираю. — Дамблдор поднял черную руку и грустно улыбнулся, глядя на неё. — Все, что мне остается, это передать эту ношу тебе, в надежде, что ты сможешь найти лучший выход. Прости меня.
***
В доме Рона и Гермионы всегда было чисто. Вся мебель подобрана в тон, ничего не выбивалось из идеальной строгости линий и цветов. Помню, по началу Рон сходил от этого с ума. Он привык жить в полнейшем хаосе, но Гермиона быстро приучила его к своим порядкам.
Даже удивительно, как воспитанный Молли Уизли Рон нашел своё счастье с такой девушкой, как Гермиона. Она буквально вылепила его заново.
Ему это, конечно, пошло на пользу.
Никто не проснулся, когда я вывалился из камина на кухне — было слишком рано. Я просто лег на диван в гостиной и натянул сверху бежевый пушистый плед.
Закрыть бы глаза и никогда больше не открывать. Я находился в каком-то оцепенении. Я всё осознавал, но будто не всерьез.
Ну не может такого быть. Не со мной! Это история из романа, но не из жизни.
Я освободил убийцу своих родителей, прожил с ним в моём доме три месяца и влюбился в него?
Нет! Том — это просто Том. Он боялся закрытых дверей, яркого света и открытых пространств. Он был упрям и не понимал юмора, он любил обниматься и читать маггловские романы в потертых обложках, он грустил под виолончель и обожал музыку со словами, он любил смотреть, как я ем его стряпню, и ждал меня с работы, сидя в кресле у камина.
Я не хотел, чтобы он был Волдемортом. Я не хотел быть его крестражем. Я не хотел… Лучше бы я никогда не ходил к МакГонагал.
Очередной приступ кашля накрыл меня совершенно неожиданно. Я пытался наложить заглушающие, но ничего не вышло — я содрогался в болезненных спазмах, губы одеревенели.
— Гарри! Что ты… Как ты здесь оказался? — Мой кашель, естественно, разбудил хозяев. — Мерлин мой, что с тобой случилось?
Гермиона, очень домашняя и милая в лиловом халате, попыталась влить в меня зелье, пока Рон в одних трусах бестолково метался вокруг.
— Простите, — мой голос напоминал скрежет наждачки, — я не хотел… Мне некуда больше…