Я слегка сорвался и повел себя не лучшим образом, я испугал его и расстроил.
Но у меня есть серьезная причина для этого. Хотя в мемуарах я об этом писать не стану.
— В той шкатулке, что я не мог открыть, были воспоминания о твоей жизни. Это был ты. Ты — Волдеморт. Крестражи — это осколки твоей души, заключенные в предметы. Благодаря им твоя душа не может пересечь грань, и ты не умираешь по-настоящему. О нас было произнесено пророчество, согласно которому я тот единственный, кто может тебя убить. Вот так. Я не сошел с ума.
— Если это правда, то как же Филипсу удалось заточить меня и стереть память? Волдеморт был самым могущественным волшебником. Не кажется ли тебе это странным и надуманным? —
снисходительно покачал головой Том. Я видел по его лицу, что он даже мысли не допускает о том, что он и есть тот самый Волдеморт. — Воспоминания можно подделать, Гарри. А крестражи… Это даже звучит бредово. Душу нельзя разорвать, это же не пергамент.
— Нет, нет. — Я придвинулся ближе к нему и обхватил его лицо ладонями. — Воспоминания — настоящие. Я умею их отличать, я работал аврором много лет, Том. Тебя победил Дамблдор — второй самый могущественный волшебник. Это он заточил тебя в клетку, это он стер тебе память. Чтобы ты не смог вернуться и продолжить войну… Я говорю правду. Ты — Лорд Волдеморт. Ты возродился из самого первого своего крестража, который создал, когда тебе было шестнадцать.
— Перестань! — резко перебил меня Том. — Я в это не верю! Я никогда бы не смог причинить тебе боль, никогда! Даже если я убивал тысячи волшебников, даже если был монстром, ты… Я точно знаю — тебя я бы не тронул. Вранье, это все вранье!
Мои руки безвольно упали с его щек.
— Это все, что тебя волнует? — в горле перехватило так сильно, что мне пришлось сделать глубокий вздох, широко раскрыв рот. — Ты понимаешь, что говоришь? Ты развязал войну! Много лет волшебники ПОГИБАЛИ, Том! Ты — убийца! Ты убил мою семью! Я не шучу, я не вру, ты — Волдеморт. Это факт! Этот шрам — твоих рук дело! Неужели ты не чувствовал покалывания, когда касался меня? Неужели ты ничего не чувствовал?
На мою тупую голову вдруг снизошло озарение.
Вот оно что…
Это притяжение между нами… Оно ненормально. Я думал, что только меня тянет к нему, потому что в моей голове крестраж. Но и ЕГО тянет ко мне, как к своему крестражу!
Я должен был сразу понять это, а не грешить на его неопытность в социальной и чувственной сферах. Крестраж — все дело в нем. Естественно, нестабильный, больной мужчина не кинулся бы на такого как я из-за невыносимого сексуального желания. Не называл бы моё осунувшееся лицо с огромными мешками под глазами ангельским, не сходил бы с ума по моим обветренным рукам…
Да как я только мог подумать, что это может произойти в реальной жизни?
— Я знаю, что я чувствую, — зашипел Том, резко притянув меня к себе за плечи. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. — Я знаю, что мне плевать на остальных. Для меня есть только ты. И я бы не смог причинить тебе никакого вреда. Это. Был. Не. Я. Я — не Волдеморт. Даже если когда-то я был им — то я другой теперь. Конкретно я никого не убивал. Я не убивал твоих родителей! Уже больше двадцати лет я не помню ничего о своей жизни, Гарри. Я стал другим человеком за это время. Не знаю и знать не хочу, что было раньше, если ты примешь меня сейчас. Та жизнь не существует для меня теперь.
Я слышал его, но не мог примириться с его словами. Я хотел обнять его, успокоить. И я хотел оттолкнуть его и забыть обо всем, что между нами было.
— Не важно, это всё не важно, — сумел выговорить я непослушными губами. — Тебя лишили памяти насильно. Это был не твой выбор — стать другим. Ты не собирался искупать свои грехи. Ты — тот, кто убил тысячи волшебников. Ты — тот, кто убил мою семью и чуть не убил меня, и это ничего не изменит.
«И я почему-то люблю тебя».
«И я ненавижу себя за эту любовь».
«Проклятый крестраж!»
Его руки разжались, и я чуть не упал без поддержки.
— Так ты… Ты никогда… Ты никогда не простишь? Никогда не забудешь этого? — его голос прозвучал так же, как когда я только услышал его впервые. И это чуть не заставило меня броситься на него с объятиями.
— Давай пока не будем говорить об этом, хорошо? — Я устало посмотрел ему в глаза. — Я растерян, я не могу принять, что ты — это он. Мне нужно больше времени. Давай оставим все, как было? Пока чт… к-ха… к-ха… к-ха…
Кашель вновь вернулся. В горле как будто застрял раскаленный уголёк. Я захрипел, сложившись пополам, вцепился в горло руками, словно мог вырвать этот дурацкий уголек из горла.
— Гарри! — Том попытался напоить меня водой, но я не смог сделать ни глотка. Я задыхался. — Гарри! Я же говорил, чтобы ты обратился к нормальному целителю, черт!
Я упал коленями на пол, но боли даже не почувствовал. Раздирающий горло кашель на этот раз напугал даже меня.
Я привык жить с ним, все в Азкабане кашляли, но чтобы настолько!
Я почувствовал влагу на губах и подбородке и, смутившись, попытался вытереть мокроту, но…
— Дерьмо! У тебя кровь! — рявкнул где-то рядом Том. — Нужно вызвать целителей, Гарри!
Я отстраненно подумал, что целителей вызвать не получится — на доме стояла абсолютная защита. Пока я находился тут, никто бы не смог проникнуть в дом, даже мои лучшие друзья. Только я. И Том.
Воздуха катастрофически не хватало, я упал на ковер, пытаясь сделать хоть глоточек воздуха. Со всех сторон слышался леденящий душу хриплый скулёж. Только спустя время я понял, что эти жуткие звуки издавал я сам.
Я закрыл глаза. Сознание уплывало.
Последнее, о чем я подумал перед тем, как провалиться во тьму, было: если я любил его из-за крестража во мне, то почему я так искренне старался защитить его от себя самого?
***
— Его чем-то травили на протяжении длительного времени. Уму непостижимо, как он продержался так долго! Если бы не нервное потрясение, он бы проходил ещё пару месяцев. До тех пор, пока не упал замертво.
— Но кто? Он бывал только на работе и дома, даже к нам заходил всего пару раз за несколько месяцев!
— Кто-то на работе?
— Невозможно. Он никого не подпускает близко к себе.
— Гермиона, а если это Томаш? Он же жил с Гарри, у него была масса возможностей!
— Не глупи, Рональд! Зачем ему было спасать Гарри, если он его травил?
— Откуда я знаю! Это же ты умная, вот и думай!
— А где сейчас этот Томаш? Я бы хотела его расспросить.
— Он больше у нас не появлялся, мадам Помфри. Принес Гарри к нам в дом и ушел, когда понял, что с ним все будет хорошо.
— Том, — прошептал я, различив в мешанине голосов любимое имя.
В голове словно прошел бразильский карнавал. В ушах шумело, виски ломило, как будто я пил не переставая пару недель. И эта тошнота…
— Очнулся! Слава Мерлину!
— Я же говорила, что все с ним будет хорошо. Мистер Поттер с детства был крепким орешком. Помните, как на втором курсе он упал с высоты тридцать футов, а потом ему удалили все кости?
— Мадам Помфри, спасибо вам большое!
— Гарри, дружище, ты как?
Я с трудом разлепил тяжелые веки и увидел над собой три обеспокоенных лица: Гермионы, Рона, и школьной колдоведьмы мадам Помфри.
— Где Том? — спросил я, не узнавая свой голос.
Как будто я долго кричал, сорвав голосовые связки.
— Наверное, дома. Мы не можем попасть на Гриммо. Как ты, Гарри?
Как я? Как заключенный, просидевший на верхнем этаже Азкабана больше десяти лет: разбит, подавлен и болен.
В легких больше не горело, прошло это вечное бульканье где-то в горле, в груди не пекло, не чесалось. Но я все равно чувствовал себя больным.
Почему Тома нет в этой комнате?
— Нормально, — просипел я. — Сколько я так пролежал? Мерлин, сегодня же не понедельник? Мне нужно на работу…
— Успокойся, дружище. Я связался с Джонсоном, он тебя прикроет. Тебе нужно отдохнуть недельку, у тебя было сильное отравление, — успокаивающе прогудел Рон.