Я отказывался от должности официального главы Ордена Феникса снова и снова, полагая, что недостоин её, хотя все вокруг думали иначе. Хотя фактически я и был лидером Ордена. К чему это привело? Ни к чему хорошему. Орден теперь в осаде, совершенно неподготовленный, хотя я мог бы предотвратить это. Я мог бы стать его главой, начать подготовку к войне намного раньше, вместо того, чтобы трусливо отсиживаться, слушая рассуждения старушки МакГонагал, которая хоть была очень умной женщиной, но ничего не понимала в войне. Я должен был решиться, должен был признать, что нужны решительные действия, ещё год назад.
Я должен был сесть и подумать о том, что происходит. Я должен был понять, что стал кашлять чаще с тех пор, как Джонсон угостил меня своим малиновым пойлом впервые. Но я так слепо доверял ему, что даже на секунду не задумался о том, что Живодер тут не при чем. Все было на поверхности, просто я не хотел замечать это. Обычный тюремный целитель, привыкший лечить кашель и инфекции во всевозможных формах — как бы он догадался о яде? Последние тридцать лет он видел только гангрены, обморожения и туберкулез. Да и в тюрьму он пошел работать не от того, что хорошо учился в академии.
Эти мысли постоянно крутились у меня в голове.
Я отсчитывал день за днем, зачеркивая очередную палочку в календаре Тома, и чувствовал себя легче, потому что хоть так, но я мог быть к нему ближе.
Я представлял, как это делал он, вспоминал, каким он был спокойным и решительным, и тоже успокаивался.
Сделанного не воротишь, оставалось только сожалеть и готовиться к неизбежному.
Спустя восемь дней я вдруг понял, что хочу пить слишком сильно. Живот урчал, приученный к определенному распорядку, и даже мои внутренние ощущения подсказывали — Джонсона нет слишком долго.
Я уснул, сидя у решетки, а когда проснулся, ничего не изменилось, кроме того, что тонкие пальцы Тома сменились на мои — узловатые, мозолистые и крепкие.
Он не напоил меня оборотным.
Это могло означать как то, что его убили в бою, так и то, что вообще вся крепость захвачена и сюда вот-вот ворвутся люди Амбридж.
А я снова ничего не мог поделать. Неизвестность убивала, но впереди замаячила надежда.
Стены бокса давили на меня тяжелым грузом. Я лег на пол посередине, чтобы лучше видеть их все — зрение вновь стало безобразным.
В коридоре за поворотом было тихо: после Сэм туда никто не спускался. Может, Джонсон запечатал этот этаж? Может, меня теперь никто не найдет? Лет через десять, возможно, кто-то додумается открыть странную дверь, и найдет мой высохший скелет.
А душа моя будет витать над телом, наблюдая процесс разложения день за днем, ведь перейти черту она не сможет, пока связана с душой Тома.
Что чувствовал Том, лишившись тела в далеком восемьдесят первом? Он, должно быть, где-то летал, видел, что происходит вокруг, и сходил с ума. Хорошо, что он не хочет вспоминать свою прошлую жизнь — боюсь, это окончательно сделало бы его безумным.
— Мистер Поттер?! — Я медленно повернул голову и увидел перед решеткой Стива. — Это правда вы? — Он расплывался перед глазами светлым размытым пятном.
Я решил, что это галлюцинация, потому что я слишком долго пролежал на холодном полу без еды и воды. Я даже перестал считать дни — смысл?
— Кто знает? — сказал я вслух. — Я уже не уверен в том, кто я.
Размытое пятно с голосом Стива ткнуло палочкой в решетку, и она затрещала, предупреждая, что так делать не нужно. Я знал, как снять чары, но не имел желания говорить об этом моей галлюцинации. Все равно это не поможет. Это вообще дурной тон — разговаривать с воображаемыми людьми. Ведь в какой-то момент они могут показаться реальными.
— Надзиратель, прошу, скажите, как вы? — тем временем спросило пятно-Стив. — Я так и знал, что что-то тут нечисто! После того, как Сэм спустилась сюда, она сошла с ума и стала думать, что ей десять лет. Я сразу вспомнил про ваши попытки позвать меня. Мерлин, какой же я дурак! Почему сразу не догадался?!
Я услышал знакомое имя и встрепенулся.
— Сэм? — спросил я хрипло. — Значит, он не пощадил её… Какой смысл говорить, что ты — не убийца, если ты все равно уничтожишь человека? Это жалкое оправдание, Стив.
— Мерлин, — всхлипнула моя галлюцинация. — Мистер Поттер, держитесь! Я кого-нибудь приведу! Тут такое творится, вы не представляете!
Я промолчал. Зачем что-то говорить, если и так все понятно? Я мечтал о спасении, и мой умирающий мозг послал мне эту приятную грезу.
Глаза закрылись сами по себе — меня тошнило от размытости мира вокруг. Я просто хотел отдохнуть.
***
— Поверить не могу. Это все равно, что увидеть его инфернала. Как я могла быть так наивна, Рон? Я же поверила… Мерлин, я поверила этому уроду, даже не задумалась хоть на секунду, что все это ложь…
Знакомый, родной, успокаивающий голос разбил мой кошмар, в котором я видел страшного монстра, душащего меня бледной ладонью с паучьими пальцами.
— Никто из нас не мог знать, Герм, — загудел успокаивающе голос Рона. — Никто. Ты не могла бы догадаться, все было слишком реальным. Когда мы нашли тело, я думал, что это — конец. Даже его кулон был на месте, ну кто бы догадался?
— Мы должны были, должны. — Я услышал в её голосе слёзы. — Он просидел там больше месяца. Мы должны были почувствовать, Рон!
— Глупо винить себя в том, что от вас не зависело, — прохрипел я, улыбаясь с закрытыми глазами. Их голоса вызвали такое счастье, что сейчас я мог бы вызвать патронус без палочки.
Не привиделось, значит.
— Гарри! — воскликнула Гермиона срывающимся от слез голосом. — Как ты?
Я распахнул веки и увидел знакомый потолок больничного бокса.
— Чувствую себя перерожденным, — улыбаясь от уха до уха, ответил я.
Так и было. Серые стены, серый пол, серый свет — все было таким же, как обычно. Но я — изменился. Я поклялся уйти отсюда во что бы то ни стало. Живым. Вместе с друзьями. Азкабан не поглотит нас, я не позволю.
— Эм, друг, ты точно в порядке? Улыбаешься ты странно, — неуверенно спросил Рон.
— Теперь в порядке. — Я сжал их руки своими. — Я так вас люблю, простите, что редко говорил это.
— Герм, он тронулся, — обеспокоенно посмотрел на супругу Рон. — Он опять говорит, что любит нас.
— Мы тоже тебя любим, Гарри, — всхлипнула она, утягивая всех троих в объятия.
Теперь я понимал Тома. Было трудно поверить, что всё это происходит по-настоящему. Что я действительно слышу запах яблочного шампуня Гермионы и ощущаю её руки, что щетина Рона больно колет щеку.
— Не душите его, черти. У него может начаться паническая атака, — проворчали над ухом, и, подняв глаза, я увидел расплывчатое лицо Живодера.
— Тебе-то откуда знать, у трупов панических атак насмотрелся? — отбил я его выпад, улыбаясь.
— Ох, Гарри. Я скучал по твоему поганому чувству юмора, — умиленно ответил тот.
А я корил себя за то, что усомнился в нем. Он лечил мою пневмонию, а не искал следы отравления редкими ядами.
— Где Том? — первым делом спросил я, когда все наобнимались и наплакались. — Он с вами?
По тому, как друзья переглянулись, я понял, что ничего хорошего не услышу. Сердце замерло.
— Мы думаем, он до сих пор на Гриммо, — неуверенно ответила Гермиона. — Он пришел к нам, искал тебя, а когда узнал, что тебя якобы убили, он просто… Не знаю, как сказать. Впал в ступор, наверное. И ушел камином. С тех пор мы его не видели, попасть в твой дом тоже не смогли, а потом все закрутилось и…
Я перевел дух. По крайней мере, он в безопасности на Гриммо — никому и в голову не придет брать штурмом дом мертвого человека. Я мог только надеяться, что психически он ещё не слишком пострадал. В конце концов, он прожил в одиночном заключении двадцать лет и не сошел с ума, нервы у него покрепче моих.
Но как бы хотелось прямо сейчас обнять его и сказать, что люблю.