— Я не брошу тебя одного, забыл? — губы сами собой сложились в ласковую улыбку, пальцы зарылись в короткие волосы, массируя кожу.
Мерлин всемогущий…
Трудно было признаться себе, но я нуждался в его присутствии не меньше, чем он — в моём. Моя маленькая, постыдная слабость.
Кажется, я держал его здесь для себя, и не пытался разузнать о его прошлом, потому что боялся. Если отыщется его семья — я вновь останусь один на один с тихим, пустым особняком.
Может, я стал как Филлипс?
— Если бросишь, я найду тебя и заставлю быть со мной, — в полутьме трудно было различить выражение его лица, но такие властные, угрожающие интонации в его голосе я слышал впервые.
Я вздрогнул. От его слов вниз по позвоночнику побежали мурашки.
— Ты идешь на поправку, определенно, — я попытался разрядить обстановку, про себя прокручивая: «Я просто забочусь об одиноком, сломленном волшебнике, проведшем взаперти больше двадцати лет».
Когда-нибудь я узнаю, кто он такой, откуда взялся и почему выглядит так молодо для своих лет. Когда у меня появится время.
— Я чувствую себя лучше сегодня, — кивнул он буднично, как будто мы говорили о погоде. — Мне кажется, это из-за него. — Он достал из кармана массивный золотой медальон на толстой цепочке с выложенной камнями буквой «с» на крышке. — Я нашел его на чердаке.
Я аккуратно взял его и вздрогнул: от медальона исходило ощутимое тепло, а под крышкой будто что-то пульсировало. Я уже видел его, когда разбирал барахло, скопившееся в доме за века.
— Ты уверен? — с сомнением спросил я. — Это темный артефакт, неизвестно, как он действует на волшебника. Давай просто уберем его подальше?
От чего-то мне не нравился этот медальон.
— Нет, — поспешно сказал Том и вырвал медальон из моей руки. — Он не причинит мне вреда, я чувствую. Мне с ним спокойнее.
Я ещё раз с сомнением покосился на побрякушку и в конце концов кивнул. Если я не выбросил его много лет назад, значит в нем нет ничего страшного: я тщательно проверял все артефакты в доме и уничтожил все, что могло принести вред.
— Если тебе действительно легче, то пусть останется, — улыбнулся я вымученно.
Может, этот артефакт как-то стабилизирует сознание, кто знает.
========== Глава 2 ==========
Комментарий к Глава 2
Саундтрек: +Ólafur Arnalds feat. Arnor Dan - So Close (E-Spectro Unofficial Edit)
Мы ужинали на чердаке перед распахнутым настежь огромным треугольным окном. Том любил забраться повыше и посмотреть на улицу, но сам больше не решался выходить наружу.
Хотя иногда у меня закрадывались мысли, что ему там просто не интересно. Он не боялся исследовать то, что ему интересно.
«Там шумно и слишком много открытого пространства, мне постоянно кажется, что сверху на меня упадет один из этих огромных домов», — как-то поделился он в один из своих хороших дней, но глаза у него были такие… В них не было страха.
Да, у него бывали хорошие дни, когда он разговаривал со мной и выглядел совсем нормальным. Но бывали и плохие, когда мне хотелось кричать в голос, хотелось сделать что угодно, лишь бы исчезла мертвая пустота из его глаз.
Он мог просто сидеть в кресле и смотреть в одну точку перед собой, крутя в руках медальон. Часами. И когда я подходил к нему, когда пытался взять за руку, он лишь смотрел на меня, как на призрака: будто сквозь. И жутко улыбался.
Мне казалось, я сойду с ума. Я не верил в то, что Мерлин слышит меня и оберегает, и тем более давно не верил в маггловского бога. Но я молился, неизвестно кому, я молился — истово, горячо. Я просил сделать так, чтобы Том оправился и снова посмотрел на меня так, как тогда, на крыльце.
Но я его не торопил, не пытался растормошить, и не шел на поводу у своих панических мыслей. Я был терпелив.
И кто бы то ни был, он услышал мои молитвы. С каждым днем взгляд Тома становился все острее и осмысленнее, кожа наливалась здоровым румянцем, мышцы — силой.
Спустя два месяца он перестал, наконец, трогать каждую вещь в доме, цепляться за стены и сторониться солнечного света.
А я стал плохо спать по ночам. Мне снился один и тот же кошмар: я просыпаюсь утром и спускаюсь на кухню, где меня никто не ждет. Я кричу его имя, но никто не отзывается. Я осматриваю все комнаты в доме — но они пусты, словно там никогда никого и не было. И я понимаю, что все это был лишь сон, придуманный моим больным сознанием: никогда не существовало тайного заключенного пятьсот пятьдесят семь. Никогда в моем доме не было Тома Риддла с его длинными холодными пальцами, темными жесткими волосами, коротко остриженными на затылке, с чернильными глазами, в которых притаилась бездна…
Я просыпался от отчаянного крика, вырывающегося из моего горла, за которым обязательно следовал надсадный кашель.
— О чём ты думаешь? — прервал мои мысли его глубокий, хрипловатый голос, так и не восстановившийся после тюрьмы полностью.
— О будущем. — В тарелке моя любимая китайская еда из забегаловки через квартал, но аппетит вновь пропал.
— Оно тебя тревожит. — Его глазам всё труднее сопротивляться: затягивают в глубину, путают мысли, мешают дышать.
Я чувствовал себя подонком за то, что начинал испытывать к нему что-то большее, чем простая забота.
— Не обращай внимания, я просто устал. — В раскрытое окно влетел жучок, и я пристально следил за ним. — Кажется, мне нужен отпуск.
Который я пропустил из-за назначения. Ближайшие три месяца о нем и думать нечего.
— Ты стал чаще кашлять. — Он неодобрительно нахмурился, и я улыбнулся.
— Ерунда. В Азкабане не курорт — постоянная сырость и ветер сводят меня с ума, но я в порядке, правда.
— Тебе нужно уйти из этого ужасного места. — Том подался вперед и просверлил меня тяжелым, как гранитная плита, взглядом. — Оно гасит твой свет.
Я вновь улыбнулся. Когда он говорил так долго, мне хотелось смеяться и восторженно хлопать в ладоши, как маленькому ребенку, обнаружившему кучу подарков под елкой.
— Я обещал одному человеку, что позабочусь о заключенных. Тебя я спас, а сколько ещё может быть таких, как ты?
— Об этом может позаботиться кто-то другой, — почти прошипел он, со злостью комкая в руке салфетку.
Я перегнулся через столик и сжал его напряженный кулак. Это стало таким привычным…
— Со мной всё будет хорошо. Не беспокойся.
После моего прикосновения Том прикрыл глаза и расслабил плечи.
— Я хочу научиться магии, — решительно сказал он после продолжительного молчания, распахнув горящие глаза.
Мне почудились красные искры в их глубине.
— Почему сейчас? — удивился я, но это было радостное удивление. До этого я боялся, что он никогда не проявит интереса к волшебству. Он не просил новой палочки и изучал только газеты.
— Чтобы быть уверенным, что ты не пострадаешь и не умрешь, — просто пожал он плечами. — Там, в клетке, у меня были тысячи книг. В них всегда добро побеждало зло, великие волшебники спасали прекрасных принцесс, маггловские герои спасали страну от катастроф. А я не понимал: зачем? Зачем они всё это делают? Зачем вообще хоть что-то делать?
От жалости и невыносимой тоски у меня сдавило горло.
Жизнь на пергаменте, маггловские здания, ненастоящие рецепты зелий, мелодии, лица людей и змеи…
— А теперь я понимаю. Мир очень опасен, и я должен защитить тебя.
Я не выдержал.
Я кинулся к нему и сгреб в охапку, крепко стиснув худые бока. Плевать, что это, я подумаю обо всем позже.
Двадцать лет в одиночестве без прошлого и будущего. Двадцать лет одни и те же стены и никакого понятия: кто ты и почему тут оказался. Я бы сошел с ума, заплутал бы в глубинах разума и не смог выбраться. А Том боролся и искал новые смыслы жизни.
Он крепко стиснул меня в ответ и провел носом по виску, щекоча кожу.
— Ты не похож на принцессу, и я этому рад, — сказал он приглушенно, касаясь губами кожи. — Мне всегда больше нравились храбрые принцы.