На центральной площади поселка к Ирине Владимировне подошел старшина Копытов.
— А я вас ждал, — признался он. Они отстали от ребят, и учительница сказала:
— Все понятно. Прослышали, что мы пошли за цветами, и теперь надеетесь, что поделимся с вами?
Она отделила несколько огоньков и незабудок.
— Так и быть, берите. От вас нам все равно не дождаться.
Старшина в шутку обиделся:
— Зря вы меня так, Ирина Владимировна. Цветы — за мной…
И уже всерьез:
— Пример вашего класса подействовал. Директор расщедрился — вся школа пойдет на встречу горняков.
Около шахтоуправления уже толпился народ. Здесь были старики, много женщин. Иван Савельевич Павлов разговаривал с директором шахты.
Со стороны поселка донеслась барабанная дробь. Скоро стали видны колонны школьников. Они шли со знаменами.
Собравшиеся у шахтоуправления одобрительно переговаривались:
— Пионерия идет… Правильно придумали, пусть посмотрят…
Колонны остановились.
Песня крепчала, ее подхватили те, кто стоял у шахтоуправления.
Взрослые пели с улыбкой. Песня уносила их в далекие годы своей молодости. А потом звенела медь настоящего оркестра. И когда музыканты сыграли последнюю ноту, их инструменты еще долго не могли успокоиться.
Но вот появились виновники торжества. Аленка смотрела на этих чумазых, в брезентовых жестких робах людей. Они смущенно улыбались. Алеша выделялся среди остальных своим ростом, и девочка сразу нашла его. Он тоже увидел Аленку и подмигнул ей: «Знай, мол, наших, сестрица!»
Ирина Владимировна шепнула ей:
— Беги, отдай букет брату…
Вслед за другими второклассниками девочка выбежала из строя и протянула цветы Алексею. Встречающие хлопали в ладоши. В плеск аплодисментов включился оркестр. От всего этого было так необычно, радостно и торжественно, что Аленка вместе с остальными ребятами сама принялась хлопать. Рядом с ней оказался Ромка. И Аленка улыбнулась вожатому звездочки. Потом подошла Галка Павлова и сказала:
— Здравствуй, Аленка. Сейчас мой дедушка станет выступать.
И в самом деле, к горнякам направился Иван Савельевич. Боевые и трудовые ордена сверкали на его кителе. Павлов остановился, окинул взглядом забойщиков, неумело держащих цветы, раскинул руки и поцеловал бригадира.
— Мы гордимся вами! — сказал он и вздохнул. — Хотелось бы мне быть с вами в забое… Жаль, годы не те… Шахтерский поклон вам, товарищи!
И поклонился забойщикам.
Снова все захлопали.
Аленка смотрела на Алексея, и ей казалось, что она увидела его впервые. Тот, привычный, домашний Алеша, которого ругает тетка Феклинья за то, что он вышел из секты, отступил на второй план. Настоящий Алеша вот здесь. Это его встречают с оркестром и цветами, это ему кланяется Галки Павловой дедушка, сам бывший шахтер.
Уже после торжества она хотела подбежать к Алексею, но к нему направился милиционер Копытов, пожал руку и что-то стал говорить. Алексей слушал его и кивал.
— Пойдем домой вместе, — сказал девочке Ромка.
После глупого и позорного бегства из класса Паша Наоборот себя презирал. Он смотрел в зеркало и говорил:
— Какая противная рожа… Ну, чего ты таращишь свои бесстыжие глаза? И это тебя выбрали председателем совета отряда?
Павлик даже показал кулак гражданину, который смотрел на него из зеркала с таким кислым выражением, будто только что его заставили проглотить рыбий жир или высосать лимон. Гражданин не растерялся и показал кулак Павлику.
Звягинцев не представлял, как он теперь пойдет в школу. Он, как говорится, сгорал от стыда.
— Уж не заболел ли? — забеспокоилась мать. Павлик обрадовался. Ну, конечно же, он чувствует себя плохо. Ему лучше побыть дома.
Чтобы ребята его простили, надо совершить что-нибудь необычное. Павлик долго думал, что бы такое совершить? Спасти тонущего человека? Это уже сделал Ромка из пятого «Б», когда тащил из воды Самсонова… Задержать преступника? Сам попадешь к милиционеру… Удрать куда-нибудь в жаркие страны или, наоборот, в тундру? Конечно, переполоха будет много. Но тогда ребята, определенно, от Павлика отвернутся. А в родной поселок беглеца привезут на милицейской машине… Везде милиция и милиция. Нигде от нее не скроешься. Павлик зябко поежился.