Она порывисто обняла сына, чем вызвала у него неподдельное удивление.
— Мам, ты меня душишь, — прохрипел он.
Джайна, рассмеявшись, отпустила его.
— Когда еще ты перекидывался? Поверь, это важно.
— Лишь только твой корабль отбыл, я отобрал у гонца твою записку. Перекинулся и полетел к Оргриммару, где и передал ее Траллу.
— Ноздорму сказал, что он не должен был ее получать?
— Да. Вождь орков стал искать тебя, мам?
Получив записку, Тралл обратился к Малфуриону Ярость Бури. Когда проклятье бессонницы спало с Джайны, друид без труда нашел ее дух в Изумрудном Сне. Малфурион предлагал ей спасение, но Джайна отказалась, к тому же Малфурион не поверил в то, что именно Азшара удерживала Джайну в плену. Джайна не могла понять, к каким изменениям во Времени привело то, что Тралл получил ее записку, как это нарушение повлияло на Малфуриона или самого Тралла.
— И третий раз? — спросила Джайна.
— Передав записку Траллу, я спросил, не желает ли он написать тебе ответ. Это очень удивило его, и я понял, что совершил какую-то ошибку. Пока он читал, я скрылся в темноте, перекинулся и улетел, — Тарион замолчал, ожидая, что Джайна вновь вспомнит изменение, которое повлекло за собой его безрассудство, но она лишь пожала плечами:
— Возможно, это что-то меняло, но я понятия не имею, что именно. Затем ты встретил Ноздорму, и он запретил тебе перекидываться?
— Вот именно, что нет! Когда Ноздорму сказал, что пора вернуть меня в положенное мне время, и мы вышли на каменный выступ, он вновь велел мне перекинуться! Мне было страшно, что я опять нарушу временной поток, но ведь сам Аспект просил меня об этом. Я перекинулся, хотя это и далось мне с большим трудом.
Джайна не сдержала улыбки.
— Теперь-то я понимаю, — сказала она. — Спасая меня, Ноздорму сказал, что мое присутствие в Зин-Азшари должно было кое-чему поспособствовать, но этого не произошло, из-за того, то вмешались силы, посчитавшие себя умнее всех на свете.
Тарион густо покраснел.
— И он попросил тебя еще раз перекинуться, чтобы самому вмешаться в течение Времени. Ноздорму спас меня и твоего отца после бегства из Зин-Азшари и доставил в Грим-Батол. Опять же в надежде, что это поспособствует кое-чему.
— Чему? — не понял Тарион.
— Твоему рождению, малыш, — ответила Джайна. — Ноздорму все делал ради этого. И потому твое появление здесь, в сокрытой в Безвременье Пандарии, нелогично. Ведь он хотел вернуть тебя в положенное тебе время?
— Да, он выдохнул пламя, обычное, каким он не раз пользовался. Но я почему-то не оказался в своем времени. Я летел дольше обычного, и меня словно бы окружала пустота. Ничего не было вокруг меня и подо мной, а потом я внезапно перестал ощущать собственные крылья. Но тогда я увидел море, и, как мог, спикировал к его близкому берегу. И вот, — он еще раз улыбнулся и затем медленно произнес: — Я оказался здесь, мама.
Джайна одним движением, обхватив за плечи, прижала к себе, боясь, что опять может потерять его. Она даже крепко зажмурилась и затем резко распахнула глаза. Но ее подросший сын оставался в ее объятиях и тоже улыбался.
— Мальчику нужно подкрепить свои силы, — вмешался Хейдив.
Помешивая варево в котелке, пандарен продолжил:
— Мое снадобье почти готово, но лучшим лекарством для него будет сон, леди Джайна.
— Я совсем не хочу спать! — воскликнул Тарион.
— Понимаю, юный дракон, но если ты не заснешь, твое крыло не заживет, и ты не сможешь улететь из Безвременья.
— Улететь? Отсюда? Мама, почему я должен улететь?
Джайна взяла его за здоровую руку и мягко улыбнулась.
— Как только ты выздоровеешь, я все-все объясню тебе, Тарион. Главное, чтобы ты снова смог летать.
— Но я не хочу опять покидать тебя…
— Сегодня ни слова о расставаниях, — прервала она его. — Расскажи мне еще что-нибудь. Например, о твоем резком взрослении. Ноздорму не объяснял тебе для чего это нужно?
Во взгляде Тариона еще читалась неумолимая решимость не расставаться с обретенной матерью, желание спорить и решать эту ситуацию сейчас. Но Джайна, поглаживая его руку, мягко покачала головой и повторила свой вопрос. Тарион сдался.
— Однажды Ноздорму сказал, что Азерот больше не может ждать. Но он не сказал почему. Он никогда не говорил мне многого, мне казалось, он всегда что-то не договаривал. С моим обучением он тоже очень торопился. Каждый день я должен был воздвигать все новые и новые горы.